Она нагнала его в каком-то служебном помещении. Стопки скатертей и полотенец наводили на мысли о бельевой. Похититель (спаситель?) судорожно дергал шпингалет окна. Покрашенные далеко не в первый раз рамы не желали поддаваться. В отчаянии он саданул по задвижке рукоятью пистолета. Поспешно осмотревшись и плохо соображая, что делает, Маша принялась толкать к двери стоявшую поблизости тумбочку.
– Молодец, – сквозь зубы бросил он, распахивая окно, – жаль только, что дверь открывается наружу.
Несмотря на первый этаж, окна оказались высоко над землей. Спрыгнув первым, он присел, по-волчьи огляделся и повернулся к ней:
– Давай!
Глянув вниз, на асфальтовую отмостку и колючие кусты, она испуганно замотала головой.
– Как знаешь!
Его спина мелькнула пару раз и пропала среди деревьев.
Судорожно всхлипнув, Маша сползла на пол и обхватила колени руками. Полицейские ворвались в комнату, тумбочка с грохотом отлетела в сторону.
– Женщина, вы в порядке?
– Ушел, сукин кот… через окно ушел! Третий и пятый, живо на улицу!
– —
Из отделения Машу выпустили около девяти вечера. Пожалуй, ее спасло только то, что полицейские не восприняли зареванную девушку всерьез и почти не уделили ей внимания. Подумаешь, случайная заложница, оказалась в не в то время не в том месте.
Официанты и посетители кафе, кто помнил, в один голос уверенно заявляли, что она сидела за столиком одна, никого не ждала и удивилась, если не возмутилась, когда к ней подсел предполагаемый преступник. Следовательно, обвинить ее было не в чем. Переписав данные из паспорта, усатый полицейский заставил Машу вспомнить каждое произнесенное за столом слово и отпустил ее под обещание не покидать город надолго в ближайший месяц.
Спросить ее, что происходило за дверью служебного входа, когда похититель и жертва скрылись от глаз полиции, ему в голову не пришло. Действительно, что интересного в том, как Машу тащили по коридору и как отпустили, когда она стала не нужна?
На улице царили мягкие сумерки, последние лучи розовато отражались от окон верхних этажей. Шуршали под ногами сухие листья. Конец августа или середина сентября. Подходящее время для одинокой, умиротворяюще-неспешной прогулки.
Туфли немилосердно натирали и, отойдя на пару кварталов от отделения полиции, Маша обессиленно опустилась на первую попавшуюся скамейку. Адреналин, подстегивавший ее в последние часы схлынул, девушку охватила апатия.
Кроме паспорта на имя Арсеньевой Марии Викторовны в сумочке отыскался кошелек с небольшой суммой денег, проездной, ключи, зеркальце и прочая женская дребедень. Все это Маша видела первый раз в жизни. Впрочем, она не помнила, как выглядела «ее» сумочка и вообще смутно предполагала, что раньше у нее был рюкзачок.
Память словно играла с ней в прятки. Лицей, университет, работа вспоминались урывками и фрагментами. Лицо матери, лохматый букет астр на день рождения… кто его подарил? Квартира, в которой она выросла, ковер на стене возле кровати, сервант в гостиной, велосипед, качели… К тому же Маше казалось, что фотография в паспорте была иной. Нет, лицо безусловно ее. Карие глаза смотрят знакомо, укоризненно и чуть печально, мягкий овал лица, вздернутый, почти курносый нос, бледная кожа… но она никогда не красилась так ярко и не завивала волосы. И группы крови в паспорте раньше вроде не стояло.
Рассеянно полистав страницы, она нашла штамп с пропиской. Да, Москва, это она помнила точно. Название улицы ни о чем не говорило. В этой ли квартире она живет? Одна или с мамой? Или не с мамой…
Телефон?! Контакты, родные, знакомые, кто-нибудь, кто растолкует, что с ней случилось. Она вытряхнула все содержимое сумочки на колени, проверила карманы. Телефона не было. То ли ему «приделали ноги» в полиции, то ли он исчез раньше. Остался только, словно в насмешку, зарядник.
Зато на темной ткани платья обнаружилось несколько небольших пятен крови. Несомненно, чужой.
Нужна карта города… интернет? Газетный киоск отыскался быстрее, чем интернет-кафе. Расположенная возле метро «Ясенево» Тарусская улица оказалась на другом конце города.
– —
Совершенно незнакомый, заросший двор. Обшарпанная дверь без кода, граффити на стенах. Освещенные единственной тусклой лампочкой лестничные пролеты. Липкие перила, грязный пол, въевшийся, стойкий кошачий дух. «Я жила в другом месте, а теперь… здесь?».
В почти пустом в этот час поезде МЦК она мысленно пережила еще раз доступные памяти события последних нескольких часов. Поэтому, когда в полутьме подъезда от стены отделилась высокая, смутно знакомая фигура, она не удивилась и почти не испугалась.
– Быстро тебя отпустили.
– Ты ранен?
– Пустяки.
Щепка от притолоки воткнулась ему в тыльную сторону ладони. Обернутый вокруг руки и до того не слишком чистый носовой платок украсился бурыми пятнами.
– Дай, посмотрю.
– Любопытство сгубило кошку.
В ванной не оказалось даже шкафчика.
«Где же аптечка?..»
Он хозяйским жестом извлек из холодильника перекись водорода (предположительно, из ее холодильника!). Не говоря ни слова, ушел в комнату и там пропал. Маша осторожно заглянула. Незваный гость деловито рылся в нижнем ящике шкафа. Через минуту он извлек оттуда вату и бинт.
Отодвинул хозяйку квартиры с дороги, вернулся на кухню, размотал платок. Ранка оказалась небольшой, но глубокой, кожа вокруг успела покраснеть. Маша сунулась было помочь, но в ответ получила хмурое «Не надо, я сам».
Плеснув на ранку перекисью, гость как-то очень ловко и профессионально забинтовал руку, уселся верхом на стул, глянул на Машу снизу-вверх:
– Н-ну?
Она прислонилась к шкафу, еще раз внимательно оглядела незнакомого знакомца с ног до головы. Почему-то хотелось верить, что он на ее стороне. Или интуиция сбоит следом за памятью?..
– Куда ты дел пистолет?
– Пистолет?! В смысле, зажигалку? Вот она, в кармане. А тебе зачем?
– Выясняю, получится ли применить ее еще раз, буде возникнет необходимость.
Он дернул бровью и глянул скептически, явно сомневаясь в Машиных умственных способностях.
– А если бы меня убили? – вкрадчиво поинтересовалась она, спешно меняя тему. Лучший способ защиты, это, как известно, укусить первой.
– Стрельба сценарием не предполагалась, – угрюмо и чуть смущенно буркнул предположительно новый, а может быть и старый знакомый.
– Чьим сценарием? – с деланым спокойствием уточнила Маша.
– Моим.
Она присела на подоконник, поболтала ногами, глянула на него искоса. Прикинула так и эдак и, наконец, решилась:
– Слушай, сценарист, мне нужна помощь.
– Серьезно? Тебе? А я думал мне.
Оказывается, он тоже нервничал и злился, правда до сих пор успешно это скрывал.
– Значит, нам обоим.
– Есть идеи, кого попросить? – сарказм в его голосе приобрел угрожающие нотки.
– Дело в том… – она мысленно зажмурилась, – что я ничего не помню.
– В смысле, не помнишь? – длинные ресницы растерянно моргнули, в глазах с темным ободком на секунду мелькнули недоверие и паника, мгновенно сменившиеся прежней непробиваемой насмешливой уверенностью.
– Я помню, кто я такая… на этом все.
– Но ты же приехала сюда?
– Прописка в паспорте.
– Я думал ты снимаешь, иначе ни за что бы… надо немедленно уходить! Они скоро сопоставят факты, все поймут и придут сюда.
– Кто «они»?
– Та-ак. Ты помнишь, кто я? Помнишь, почему оказалась в кафе?
Она в отчаянии помотала головой.
– Больницу тоже не помнишь? И мужика в боксе?
– Н-нет.
– Вечер перестает быть томным. Черт, знал бы я, на что подписываюсь…
– Я во что-то тебя втянула?
– Не без того. Так, все, уходим. Поговорим где-нибудь в другом месте.
– Хорошо, только погоди минуту, я сменю платье на что-нибудь более подходящее.
– И телефон оставь здесь. Мало ли…
– Телефона нет, он пропал еще до кафе или его увели в полиции. А твой?