– Ты на что это намекаешь? – глухо произнёс он, кидая почти враждебный взгляд на Разумовского.
– Неужели ты не понимаешь! Дело в том, что Лариса имела половую связь с мужчиной, и этот факт установлен экспертизой. В её организме…
– Можешь не продолжать, – хриплым голосом перебил его Глеб, изменяясь в лице. – Если это так… хотя мне кажется, что допущена ошибка, я очень хорошо знаю свою сестру, но всё-таки, какое это имеет отношение к делу?
– Но разве тебе не известно, что, если дело касается убийства, такую важную деталь ни в коем случае нельзя отбрасывать. Установлено, что срок беременности у Ларисы был небольшой, около трёх месяцев. Вот мне и хотелось бы узнать, кто у неё был близкий человек, может, она собиралась выйти замуж за кого-то, – Разумовский быстрым движением захлопнул папку, докурил сигарету и, оглядываясь на Глеба, направился к выходу, однако посетитель оставался на прежнем месте. Недоумение и растерянность выражало в эту минуту его лицо. Он не верил своим ушам, ведь он никогда и мысли не мог допустить о том, чтобы Лариса когда-нибудь могла так легкомысленно поступить. Ситуация была слишком банальна, потому-то она никак не вязалась с сестрой, с её образом жизни.
По его мнению, Лариса по своему скромному поведению принадлежала к редкому в наше время типу тургеневских женщин. Глеб, видимо, не придавал значения тому, что и тургеневские героини при всей их скромности и романтичности состояли из плоти и крови, а потому нет-нет, да и допускали роковые ошибки в личной жизни.
Глядя, что Разумовский с решительным видом намерен покинуть кабинет, Глеб остановил его:
– Погоди, Володя, я не сказал о главном. Дело в том, что я намерен провести собственное расследование.
Видя, как удивленно вытянулось лицо у Разумовского, и из рук его чуть не выпала папка, Глеб, стоя к нему в пол- оборота, с горечью добавил:
– Ну как я могу остаться в стороне, если погиб родной мне человек. Я просто обязан найти убийцу, а там уж дело суда, хотя я с великим удовольствием самолично раскроил бы негодяю череп.
– Стоп, стоп! – предостерегающе воскликнул Разумовский и недовольно поморщился. Он сразу забыл, что его ждут срочные дела, живо вернулся к столу и, опираясь руками, укоризненно заметил:
– Вот это уж лишнее, по-моему. Ты что же, в самом деле, не доверяешь нам! Наломаешь дров, а нам отвечать! Хотя я прекрасно понимаю твой порыв, и будь на твоём месте, может, тоже так поступил. Но ради Бога выкинь эти мысли из головы и во всём положись на профессионалов.
– Да ты не беспокойся, – перебил его Глеб, – я вам мешать не буду, наоборот, вдруг окажусь чем-нибудь полезен. Пойми, я не могу долго ждать результатов.
– Глеб Васильевич, – уже официально и сухо обратился к нему Разумовский, – всё же мне не хотелось бы никакой самодеятельности, я не допущу, чтобы журналист, даже опытный, извините, путался под ногами.
Он ещё минут пять убеждал Глеба расстаться со своим планом и терпеливо ожидать результатов следствия, но Глеб упрямо стоял на своём и, переходя на другой тон, вежливо и сухо заключил:
– Никакие уговоры, Владимир Алексеевич, не помогут. Я лучше расстанусь с работой, но пробуду здесь столько, сколько мне будет нужно для дела.
– Но, по крайней мере, ты должен регулярно поддерживать со мной связь, сообщать обо всём, чем будешь располагать, а главное, никаких рискованных действий, и если вдруг выйдешь на преступника, не спугни его, а сразу мне дай знать. – В голосе у Разумовского звучали уже тёплые нотки. Закончив наставления, он повернулся к Глебу спиной и стал закрывать окно. Он был настолько худощав, что даже сквозь плотный свитер у него проступали острые лопатки.
– Да, – небрежно бросил, уже уходя, он, – я сразу тебе не сказал… дело в том, что в ту ночь, когда убили твою сестру, в музее произошло ограбление. Утащили ценную коллекцию старинных монет.
Дело принимало совсем другой оборот. Любому здравомыслящему человеку, наверное, было бы ясно: если в одно и то же время произошло убийство и ограбление, либо наоборот, ограбление, а потом убийство, то вполне вероятно, что убийца и тот, кто покусился на музейные ценности, одно и то же лицо. В таком случае, подумал Глеб, причина убийства Ларисы весьма банальна, и беременность тут ни при чём, она просто оказалась свидетелем грабежа, и бандит просто-напросто убрал её с дороги. Однако он тут же спохватился: нельзя делать поспешных выводов. Досконально изучив немало криминальных дел, он прекрасно понимал, что нередко бывают совершенно неожиданные повороты, даже вопреки всякой логике.
Торопливо выйдя из душного помещения, он с радостью глотнул свежего воздуха. На улице было солнечно и тепло. В небольшом уютном чистом скверике, что был через дорогу, его терпеливо дожидались друзья. Они сидели на скамейке и о чём-то оживленно переговаривались, посматривая по сторонам. С цветочных клумб тянуло ароматными запахами, отовсюду раздавался птичий гомон. Услышав за спиной знакомые шаги, Адель обернулась и с сияющим лицом кинулась навстречу Глебу. На немой вопрос девушки он махнул рукой и коротко бросил:
– Потом, потом всё расскажу! – Затем он предложил друзьям пойти в ресторан и чего-нибудь перекусить.
Несмотря на то, что время было обеденное, в ресторане «Лебедь», куда они зашли, полностью были заняты лишь три столика, остальные пустовали. В ожидании официанта Глеб скупо изложил суть разговора в прокуратуре, утаивая о том, что сестра была в положении.
Через некоторое время к ним неторопливо подошёл приземистый, коренастый официант, со сверкающей лысиной и пухлыми бабьими руками. Певуче-сладким голосом он спросил, чего господа желают. Когда на стол была подана по всем признакам вчерашняя еда, Денис важно проговорил:
– Тут, Глеб, и думать нечего, тот, кто ограбил музей, тот и убил твою сестру, – и он принялся лениво жевать пахнущие дымом свиные котлеты.
– Не знаю, не знаю, старик, ничего утверждать я пока не берусь, в первую очередь мне надо встретиться с работниками музея, возможно, следствие что-то упустило из виду. Собственно, я прямо сейчас туда и пойду, зачем откладывать в долгий ящик. – Он торопливо вытер салфеткой замаслившиеся губы, расплатился за всех и уже на улице напутственно сказал друзьям, чтобы они его дожидались дома, а сам размашистым шагом пошёл по направлению к музею.
Молодой человек быстро пересёк довольно грязную мостовую, по которой двигался поток машин, свернул направо и вскоре выбрался на пустынную широкую улицу, остановился посередине и стал припоминать, куда идти дальше.
В голове у него прокрутилась мысль: с завтрашнего дня у него должен быть жёсткий чёткий распорядок. В семь часов подъём, короткий завтрак, и до самого вечера скрупулёзный сбор информации, имеющей хоть какое-то отношение к убийству. Старинный музей находился на окраине города, Глеб буквально взмок весь, добираясь туда причудливыми закоулками. Он вытащил из кармана брюк не первой свежести носовой платок, тщательно вытер с лица пот, смешанный с пылью, и внимательно осмотрелся вокруг, чувствуя какую-то внутреннюю дрожь. Когда-то он здесь несколько раз бывал, но многое теперь совсем забылось.
Музей располагался в старом двухэтажном здании, сделанном из красновато- бурого кирпича; в силу своей своеобразной архитектуры помещение представляло собой некую историческую ценность, о чём свидетельствовала скромная металлическая табличка у входа. Ему сразу бросилась в глаза массивная дубовая дверь с гладкой блестящей ручкой. Никаких абсолютно следов от повреждений, значит, их и не было. Во рту у него вдруг стало сухо, и он понял, что сильно волнуется, он толком не знал, как будет проводить расследование, захотят ли с ним вообще говорить те, кого он будет расспрашивать? Из документов с собой у него были лишь паспорт, да редакционное удостоверение.