Это для меня очень важно. Но только не надо это делать все время. В смысле, ты приезжай, но только когда действительно захочешь. Если почувствуешь, что надо. В общем, я хочу сказать: уже то, что ты можешь приехать, что ты хоть раз приезжала, это для меня большое дело. Понимаешь?
Она сказала, что да, наверное, понимает.
Еще он прибавил, что не хотел бы вмешиваться в ее жизнь.
– А ты и не вмешиваешься, – ответила она.
– Ты точно это хотела ответить? Мне показалось, ты собиралась сказать что-то другое.
Да, действительно, она чуть не спросила: «Какую еще жизнь?»
Нет, ответила она, ничего. Ничего не собиралась.
– Ну и хорошо.
Через три недели зазвонил телефон. Это была миссис Сэндс – сама, а не кто-нибудь из ее помощниц. – О, Дори! А я думала, вы еще не вернулись из отпуска. Значит, вернулись?
– Да, – ответила Дори, пытаясь придумать ответ на вопрос, где она была.
– Но вы пока не договорились о нашей следующей встрече?
– Еще нет. Не успела.
– Ничего страшного. Я просто хотела узнать, как вы. Вы в порядке?
– Да, в порядке.
– Отлично. Отлично. Вы знаете, где меня найти, если я вам понадоблюсь. Всегда рада с вами побеседовать.
– Да.
– Ну, всего доброго.
Она не упомянула Ллойда и не спросила, виделась ли Дори с ним снова. Но ведь Дори ей сказала, что больше не собирается туда ездить. Однако миссис Сэндс обычно проявляла недюжинную интуицию, чувствовала, что происходит. И всегда умела ее удержать, понимая, что может сделать это одним вопросом. Дори даже не задумывалась над тем, что она ответила бы, если бы ей задали прямой вопрос: стала бы изворачиваться, лгать или же сразу выдала правду. Она снова поехала к нему – на следующее воскресенье после того, как он сказал, что она может и не приезжать.
Он простудился. Сам не знал, как это вышло.
Скорее всего, был болен еще в прошлую встречу, оттого и казался таким брюзгливым.
«Брюзгливый». Ей уже давно не приходилось иметь дело ни с кем, кто употреблял подобные слова. Это слово показалось ей странным. У него и раньше была привычка так говорить, но тогда подобные выражения ее не удивляли.
– Я кажусь тебе другим человеком? – спросил он.
– Ну, в общем, ты изменился, – осторожно ответила Дори. – А я?
– Ты очень красивая, – ответил он с грустью.
У нее в груди потеплело, но она тут же подавила это чувство.
– А сама ты как? – спросил он. – Сама ты чувствуешь себя другой?
Она ответила, что не знает.
– А ты?
– И я тоже, – ответил он.
На той же неделе ей на работе вручили письмо в большом конверте, которое пришло на адрес мотеля. Внутри было несколько листков, исписанных с обеих сторон. Сначала она и не подумала, что это от него: ей почему-то казалось, что заключенным не разрешают писать письма. Но он был не совсем заключенный. Он вообще был не преступник, а невменяемый. Ни даты, ни даже обращения «Дорогая Дори». Он сразу взял такой тон, что она подумала: это что-то религиозное.
Люди повсюду ищут решения. Их умы изъязвлены этими поисками. Как много всего теснится вокруг и вредит им. Это видно по их лицам их шрамам и болям. Им тяжело. Они мечутся. Им надо и в магазин и в прачечную и волосы подстричь и на жизнь заработать или пособие получить. Бедняки должны все это делать а богатые ищут способ получше потратить свои деньги. А это тоже работа. Им надо строить самые лучшие дома с золотыми кранами для горячей и холодной воды. И вот у них ауди и волшебные зубные щетки и всевозможные хитроумные изобретения и еще сигнализация чтобы защитить от убийства но и те и (друз) другие богатые и бедные не имеют мира в душах своих.