– Машка, что ты с ним делать-то будешь? Он же старый!
– В смысле? – После отчетной художественной выставки, которая ежегодно предоставлялась высшему руководству в конце учебного года, Маша едва улавливала суть разговора.
– В сексуально-интимном смысле, Маш! Тебя что половая жизнь вообще не интересует?
И Лора воззрилась на нее негодующим взглядом широко распахнутых глаз с наращенными ресницами. Маша неопределенно пожала плечами и в целях самосохранения попыталась перевести разговор на другую тему. После окончательного разрыва с первым и единственным любовником, она уже лет восемь прекрасно обходилась без половой жизни, но посвящать лучшую подругу в столь интимный секрет не хотелось, стоило поберечь и без того ранимую самооценку от беспощадной критики беснующейся Лоры.
Во время пребывания итальянского гостя в Москве Маша предложила ему отказаться от проживания в гостинице и любезно разместила Марио в своей однокомнатной квартире. Чтобы не смущать и без того стеснительного мужчину, ночевать уходила к соседке по лестничной площадке, одинокой старушке бабе Наде. События Маша не торопила. На работе заблаговременно взяла целую неделю отгулов, выслушав при этом нарекание от заместителя директора, и каждый день показывала гостю красоты и достопримечательности любимого с детства города. Языковой барьер они успешно преодолели в первый же день. Общались с помощью мобильного переводчика, ненавязчиво поправляя произношение и грамматику, при этом Маша в разговоре чувствовала себя намного увереннее, сказывались двухмесячные курсы по изучению итальянского языка, на которые она заблаговременно записалась при наличии свободного времени. Но увидев в аэропорту полуседую голову сеньора Тонини, его заметно оплывшую фигуру близкую к начальной стадии ожирения, Маша немного растерялась от настигнутого разочарования, и тут же растерялся весь ее багаж знаний, за который она с лихвой заплатила без малого тридцать тысяч рублей. Пришлось довольствоваться обыкновенными словами приветствия, и к своему стыду Маше нечего было добавить в ответ на долгий и красноречивый поток непонятного певучего языка. Но даже несмотря на языковой барьер, общение их состоялось. Легко, непринужденно, в меру галантно Марио Тонини увлекал неискушенную женщину в водоворот комплиментов, чередуя короткими поцелуями обеих рук и сопровождая свои высказывания выразительными взглядами жгучих глаз с густыми ресницами и только. А к моменту расставания оба знали, что понравились друг другу в большей или меньшей степени. В большей – Марио, а в меньшей самой Маше.
Трудно ей давалось объяснение заниженной степени, но и на этот раз ее выручила Лора. Сидя после отлета Марио в любимом кафе с большой кружкой капучино, подруга в лоб высказала свое ненавязчивое мнение.
– Был бы он хоть на пять лет моложе!
– Почему ты все меришь годами, Лора? – Маша старалась говорить сдержано, не хотелось портить настроение.
– Ты не поймешь, – отмахнулась Лора, аппетитно облизывая чайную ложечку после сахара. – С молодым проще, поверь мне на слово. У твоего Марио года через два болячки посыплются как из дырявого мешка.
– Да? А мне не показалось, – задумалась Маша и вспомнила частую одышку итальянского визитера.
– У вас что-то было? – Лора наклонилась вперед, и под упругой грудью прогнулась столешница, глаза предательски заблестели в предвкушении чего-то острого и запретного.
– Нет. Не было. Я у соседки ночевала, – отрезала Маша.
– И о чем с тобой разговаривать…
Спустя три недели из Италии пришло официальное приглашение. Не спрашивая ее согласия, Марио решил сделать обворожительной сеньоре Марии подарок и пригласить в гости на все время, которое выделит им посольство. И тут она снова засомневалась, стоит ли продолжать знакомство с человеком, столь не подходившим к ее не сформировавшимся желаниям. Но Лора каким-то образом уговорила, образумила, настояла и так красочно обрисовала Мекку русских – Италию, что за короткий срок Маша собрала необходимые документы, сделала загранпаспорт, прошла собеседование и через десять дней получила визу сроком на три месяца. Марио расстроился, узнав о таком коротком сроке, но саму сеньору Пронину такой расклад устраивал вполне. Маша рассуждала здраво и последовательно. Если в Италии что-то пойдет не так, через три месяца она спокойно соберет вещички и вернется домой, а если ей захочется остаться, то второй раз визу продлят на более долгий срок. Оставался только Максим…
Последнее время сын отдалился от нее. Он больше общался с отцом, который не вылезал из хранилищ Третьяковской галереи, пытаясь закончить долгоиграющую диссертацию по теме русской живописи, то бросая ее по причине частых запоев, то продолжая в нередкие моменты протрезвления. Максу шел двадцать седьмой год, вполне приятный возраст для чистых стремлений, воплощения намеченных идей и мечтаний. Но сын пошел в отца и половину своей жизни тратил на пустые изыскания и жалкие потуги, отшучиваясь от назойливых материнских приставаний, которые случались каждый месяц и заканчивались в основном обоюдными обидами, непониманием и отсутствием какого-либо стремления найти общий язык.
При всем желании познакомить сына с новым другом из Италии Маша отдавала себе отчет в нелепой ситуации, но в тайне полагалась на хорошее воспитание единственного отпрыска и простое здравомыслие. Максим фамилию не опозорил, на званый ужин пришел вовремя и не один, решил воспользоваться моментом и познакомить заблудшую мать с новой девушкой по имени Кристина. У Маши после этого двойного знакомства осталось противоречивое чувство, будто ее в чем-то обманули, как на вещевом рынке времен перестройки – вместо нового батничка подсунули растянутый, ношеный пуловер. Но и здесь на помощь пришла незаменимая мудрая Лора с ее примитивной философией.
– Хватит трястись над сыном, Маш, хватит! Он скоро четвертый десяток разменяет, а ты ему до сих пор в рот заглядываешь. Детей надо отпускать, как по весне птиц из клеток. Тебе самой без малого пятьдесят, пора и о будущей старости подумать…
И Маша думала, пока оформляла документы. На двадцатое сентября взяла авиабилеты Москва-Неаполь в оба конца, собрала объемный чемодан и позвала на посиделки верную подругу Лору.
– Вот сомневаюсь насчет дубленки, брать или не брать.
После ужина и прекрасного вина женщины второй час пересматривали собранный багаж. Лора, которая в отличие от Маши посещала солнечную Италию сто раз, опытным взглядом досматривала каждую тряпку и с таможенным пристрастием делила все на две кучи: можно – нельзя.
– Машенька, какая в Неаполе дубленка! Ты с дуба рухнула? Там солнце круглый год! Температура воды и воздуха почти одинаковая.
– Плюс пять? – В осведомленности подруги Маша никогда не сомневалась, но какая-то доля сарказма в голосе прозвучала. И Лора тут же загуглила в смартфоне погоду Неаполя.
– Вот смотри. Плюс двадцать пять температура воздуха и двадцать три градуса температура воды. Купальник возьми, а лучше два. – И она обворожительно улыбнулась белоснежными зубами.
– Значит, дубленку я оставляю? – не сдавалась Маша.
– Куртку теплую возьми и хватит. Там зимы холодной не бывает.
– Да, но вернусь-то я как раз в декабре.
– Вот когда вернешься, я тебя с дубленкой и встречу. Без проблем!
Самолет взлетел резко под самые облака, натужно ревя двигателями, набирая нужную высоту. Маша сидела возле иллюминатора, вжавшись в спинку кресла, вцепившись в подлокотники, и медленно восстанавливала дыхание, считая до десяти, сбившись три раза между цифрами семь и девять. Не любила она самолеты, никогда не любила. Все четыре часа полета каждой клеточкой спинного мозга ощущала те десять тысяч километров, которые разделяли ее с землей. Чтобы не довести себя до нервного срыва, Маша достала из кармана смятый листок и еще раз повторила приветственную речь для Марио и всех его домочадцев.