– Никак нет!
– На героине сидит. – полковник брезгливо скривился, замолк на секунду – другую, потом продолжил, – второй – это Паша Аптекарь. Тот ещё волк. Смотрящий за Уфой, да и в республике ничего криминального без его ведома не делается. Есть у них там небольшой городишко – Кумертау. Несколько лет война шла между дзюдоистами и урками – так вот, он приехал и всё разрулил. Он, кстати, не земляк тебе?
– Нет, я из Казани родом.
Видя лёгкое неудовольствие майора, Сергей Николаевич хмыкнул.
– А-а-а! Понимаю. «Акбарс» – «Салават Юлаев» – зелёное дерби!
«Всё знает, собака!» – восхищённо подумал Хакимов.
– Автандил Тбилисский и Гоча Молодой по Москве и области шустрят, – продолжил полковник, – оба – граждане Грузии. Ну, я им покажу русское гостеприимство! Хохол за Краснодаром смотрит, Вова Толстый – за Новосибирском, Рулявый во Владике прочно сидит. Всех перечислил, никого не забыл?
– Так точно! Всех!
Полковник поднялся с кресла и с хрустом потянулся.
– Всё, хватит на сегодня, – скомандовал он, – завтра дел много, а на сегодня – отбой!
ГЛАВА 3
Проснулся Паша от грохота и крика: «Подъём»! Четыре сотрудника ходили по камере и дубинками колотили по спинкам кроватей.
– Кончай ночевать! Без вещей на выход!
«Шмон!» – подумал Паша но ошибся.
Всю компанию вывели на улицу. На прогулке Паша Аптекарь не был уже два дня, остальные – и того больше. Все с удовольствием вдыхали свежий воздух и щурились на утреннее солнце.
– Дядя Гера, не в курсе, куда ведут? – встревоженно спросил Рулявый.
Молчание.
– Дядя Гера, я, кажется, вопрос задал?
– На расстрел.
Воры дружно рассмеялись.
– Я серьёзно, а ты тут шутки шутишь, – обиделся Рулявый.
– И я серьёзно. Сейчас заведут вон за тот барак…
– Хавальники закрыли! – прикрикнул конвоир.
Привели на промзону. Воры встали вольной неровной шеренгой и с интересом смотрели на встречающую их «делегацию». А посмотреть было на что. Сам начальник лагеря – майор Хакимов, пара его замов, какой-то гражданский, лет сорока с небольшим, в цивильном костюме, и человек десять спецназовцев в чёрной униформе. Паша ждал речи хозяина, но слово взял человек в цивильном костюме.
– Граждане заключённые! – властно начал он, – я – полковник Малютин…
Паша внимательно осматривал говорившего. Высокий – метр девяносто, не меньше. Даже под костюмом чувствовалось его мускулистое, тренированное тело. Русоволосый, сероглазый и белозубый, его можно было назвать красивым, если бы не два шрама, на лбу и левой щеке, уродующие его лицо.
«Комитетчик, походу», – мелькнуло в голове у Аптекаря.
– А сейчас быстро разобрали мётла, лопаты, грабли и живо на уборку территории, – последние слова полковника Паша еле разобрал, потому что они потонули в громком воровском хохоте.
– Ты попутал что ли, начальник? – отсмеявшись, выкрикнул Дядя Гера, – Ты с людьми разговариваешь, а не блядями лагерными! Какие мётла? Какие лопаты?
– Петухам такие приказы отдавай! – заорал Рулявый.
– Шнырей в нас увидел? – поддержал Вова Толстый.
– Зря стараешься, начальник, – дождавшись тишины, произнёс Аптекарь, – мы воровских законов не нарушим.
Полковник Малютин цепко всмотрелся в Пашу, будто старался получше его запомнить.
– Вы у меня не только свои воровские законы нарушите, вы у меня все смертные грехи на свои душонки возьмёте, какие не брали ещё. Слово офицера! – уверенно пообещал он.
– Да пошёл ты!
– Вали туда, откуда приехал!
– Псина легавая!
– Цветной!
Малютин недобро улыбнулся, дал отмашку, и спецназовцы взялись за дело. Электрошокеры, дубинки и ноги, обутые в тяжёлые берцы, сделали своё дело. Не прошло и двух минут, как окровавленные законники валялись в пыли.
– Какая у них пайка? – спросил Малютин у Хакимова.
– Триста граммов хлеба.
– Урезать вдвое.
– Есть!
– Посмотрим как вы через месяц запоёте.
Паша пришёл в себя и открыл глаза. Первое, что он увидел, было бледно-голубое, без единого облачка небо. Паша зарычал от боли и бессилия.
ГЛАВА 4
Паша Иванников родился в Уфе в шестидесятом, в семье учителей. От матери он унаследовал любовь к литературе и чтению, от отца, учителя математики, способности к точным наукам, а вот равнодушие к ним он приобрёл уже сам. Паша легко справлялся с любой задачей, но убей бог, не мог понять, для чего это нужно и где в жизни это можно применить. Другое дело – книги! Конан Дойл, Майн Рид, Фенимор Купер, Дюма и Жюль Верн. Какие приключения! Какие герои!
Пашин отец был добрым, мягкотелым человеком и мало походил на любимых книжных персонажей. На работе на нём все ездили и им же погоняли, дома он был под каблуком жены, женщины строгой и властной. В общем, отец был слабым примером для Паши, и он всё своё свободное время проводил на улице. Их частный дом находился недалеко от местной барахолки, в простонародье именуемой «толчок». На улице – вот где были настоящие герои! По крутизне и брутальности они ничуть не уступали героям Майн Рида и Жюль Верна, а где-то даже и превосходили. Каждый пятый из старших толчковских пацанов был судим, а уж приводы в милицию имел каждый второй. По вечерам, в каком-нибудь уличном закутке, Паша в компании таких же салобонов слушал неторопливые рассказы фиксатых, татуированных экс-каторжан. Своеобразные эссе и баллады за лагеря, крытки, понятия и блатную романтику.
Паша, будучи от природы человеком неглупым, всё услышанное делил на два, но всё равно, даже при такой арифметике, выходило круто!
Первый срок Паша намотал себе в мае семьдесят шестого. На школьной перемене, скрываясь от бдительных учительских глаз, он спокойно курил за углом местного домоуправления, как вдруг в окошке первого этажа он увидел интересную картину. В бытовку – а это было окно бытовки – зашли человек десять мужиков в разномастных спецовках. Весело и добродушно матерясь, работяги начали доставать из карманов деньги и перекладывать их в пиджаки и брюки, висящие на вешалках.
«Зарплату дали»! – осенило Пашу.
У него заколотилось сердце и пересохло во рту. Мужики же между тем вышли из бытовки. Паша, таясь, выглянул из-за угла. Помахивая своими рабочими сумками и чемоданчиками, мужики расходились по своим делам. Паша недолго раздумывал. На окне имелась решётка, но форточка была гостеприимно открыта, и она легко впустила в себя небольшое жилистое Пашино тело. Оказавшись на месте, он прокрался к двери и легонько подёргал её. Заперто. Паша ещё раз осмотрел дверь и увидел шпингалет. А вот это вообще хорошо! Паша запер дверь изнутри и принялся за дело. Рубли, трёшки, пятёрки, десятки и даже несколько четвертаков перекочевали в Пашины карманы. Ужом проскользнув сквозь форточку, Паша снова очутился на улице и рванул в сторону школы. Шестым уроком был урок начальной военной подготовки, а майор Конюх терпеть не мог опоздавших.
Вечером того же дня Паша зашёл к Лёхе Костылю. Костыль к своим тридцати годам имел две ходки, и, по мнению Паши, был самым серьёзным из знакомых ему урок. Он не бахвалился своими судимостями, не рассказывал небылиц про тюрьмы и лагеря, не агитировал за уголовное братство. Он просто рассказывал истории из своей жизни, а тут уж сам решай – на то тебе и голова дана.
– Тебе чего, малой? – спросил Костыль, увидев Пашу во дворе собственного дома.
– Я к тебе Лёха.
– Я вижу, что ко мне, – Костыль достал из-за уха мятую беломорину, и усевшись на крыльцо, закурил. – Тут так-то, кроме меня, и нет никого. Рассказывай.
Паша рассказал и в доказательство достал из кармана пачку денег.
– А от меня чего ты хочешь? – спросил Костыль, равнодушно взглянув на купюры.
– Ну, на общак хотел отстегнуть. Сам же рассказывал.
– Ах, вот ты о чём? – с удивлением протянул Костыль, – Сколько здесь?
– Триста двадцать шесть.
– Неплохо! – Костыль взял из Пашиных рук деньги и, на глаз отщипнув примерно третью часть, вернул обратно, – С почином тебя, малой! Я скажу старшим за тебя.