Размышления были прерваны троекратным, как будто даже предостерегающим, стуком в дверь. Не дожидаясь разрешения, вошла высокая стройная женщина, что-то около бальзаковского возраста. В карих глазах – спокойная невозмутимость. Также уверенно когда-то в первый раз входила в его кабинет Людмила Николаевна, хотя ее точно никто не приглашал. Сейчас обстоятельства иные.
– Вы… Федорова?
– Татьяна Юрьевна.
– Виктор Юрьевич… Татьяна Юрьевна… – задумчиво повторил Алексин и, в ответ на вопросительный взгляд Федоровой, добавил. Присаживайтесь!.. Кофе?
Посетительница неопределенно пожала плечами, опустилась на край стула. Неторопливо расправила подол черной плиссированной юбки, как бы акцентируя внимание на смуглых коленках. Она явно не нуждалась в загаре. Смуглая кожа приятно контрастировала с белоснежной кофточкой. Если бы только не темные очки с диоптриями…
– В такую непогоду вы ухитрились прийти без зонта и не вымокнуть.
Он обратил внимание на тонкие длинные пальчики крепко охватившие миниатюрную сумочку. Есть характер, такую женщину с толку не собьешь. Вообще-то весь разговор носил ознакомительный характер, ни к чему не обязывающий. Так, расчет на удачу. Федорова поняла и расслабилась, позволила себе улыбнуться. Быстрым движением руки сняла очки, поправила темную короткую прическу, снова надела очки. Очень светская привлекательная особа, хотя и проскальзывает в манерах и облике цыганская психология.
– Давайте по-пустому баять не будем… – мягким певучим голосом она бесцеремонно прервала его отвлеченные рассуждения. – Вы меня пригласили, и я пришла, хотя не представляю своей роли в печальной истории. Правда, учились вместе, потом дружба получила продолжение… Но мы жили каждая своей семьей. Вот и все! Не знаю, что еще сказать. Какой-то майор Довганич уже домогался. Хочу, чтобы и вы меня поскорей оставили.
Несмотря на мягкую интонацию, Степан Михайлович, почувствовал не свойственную для женщин резкость. Или жестокость? И этот странный говор… Он встал из-за стола и по-дружески подсел к ней сбоку, тем самым смягчая казенную обстановку. Она имеет полное право совсем с ним не общаться и тем самым оставить его ни с чем. В его случае без доверительных бесед любое расследование не может иметь успеха. Пусть ему самому надоели бесконечные допросы, но в его силах использовать накопленный опыт по части психологии.
– Татьяна Юрьевна, вы поторопились. Я вас не допрашиваю. Мне совсем нет дела до ваших былых отношений, кроме вашего мнения о Кондаковых. Меня также мало интересуют детали их семейного быта и банальные размолвки, важнее общее впечатление. Видите, я даже ничего не записываю.
Деликатное замечание оказалось как нельзя кстати – что значит многолетний опыт. Бесспорно, Степан Михайлович мог бы воспитать достойное поколение сыщиков – не тех, которых называют костоломами, выбивающими любые желательные показания. И она оценила его деликатность – прямо-таки, воспряла, а в глазах появился живой блеск. Положила ногу на ногу, склонилась на выставленную ладошку, должно быть, копируя «Мыслителя» Родена.
– Я бы сказала, они казались идеальной парой. Лена очень любила своего мужа, а он… мечтатель. У него фантазии. В чем-то не было понимания… Она сомневалась в его чувствах, но я видела, какими глазами он смотрел на нее. Не болтобай какой-нибудь из нынешних депутатов. Это грустный взгляд влюбленного человека – с примесью ревности и недоверия.
– Вы говорите, ревность. Если точнее, то в чем она выражалась?
Федорова с открытым презрением посмотрела на портрет Дзержинского, сняла очки, задумалась, остановила взгляд на Алексине.
– Лена гуторила… не знаю, насколько правдиво. Ну, он видел между ними кого-то третьего. Своего рода препятствие для полного доверия. Ей бы разобраться… так жареный петух не клевал.
– Вот как! А сам безупречен в верности? – Должно быть, Степан Михайлович начал забываться, если речь повел о Кондакове, как о здравствующем человеке.
– О таких вещах можно только догадываться. Мне кажется, природа и социальные условия наделили мужчин большей свободой. Кто-то использует ее на полную катушку, но Витя любил жену, был скован своими чувствами. Если что позволял себе, то от безысходности, не получая компенсации своим душевным затратам… Обычное недопонимание. Однажды, на вечеринке, проговорился моему мужу о своем увлечении на стороне, а тот пересказал мне, чтобы я не очень идеализировала Виктора. Так я сама знаю, какой он морговитый в отношении сторонних кулем. Наверное, все мужчины не любят проигрывать в сравнении, вот Юрик насгал и сделал.
– Хорошо. А вы сами симпатизировали Кондакову?
– Я!? – Прозвучало что-то среднее между возмущением и удивлением. – А как вы думаете! Не гляди, что по-банному крыт, у него в руках все родится. Достойный человек заслуживает соответствующего внимания.
Теперь Степан Михайлович мог дополнить портрет Татьяны Юрьевны. Тоненькая, изящная, с бархатными глазками и соблазнительными пухлыми губками. После прямого вопроса расцвела, и следователь испытал волнующее движение воздуха. Что ж, надо ковать железо, пока горячо.
– Опишите, пожалуйста, вашего мужа.
– Зачем?
– Хотелось бы воссоздать атмосферу, в которой вращались Кондаковы.
– Нормальный мужчина. Крепкий, рост выше среднего, симпатичный… надежный. Немножко валоватый, но это и понятно – работа воспитала и огрубила. Не то что некоторые – в пень колотить, да день проводить. Калачи-то нигде на березах не растут. Что еще… любит меня.
– Вам никогда не приходило в голову, что жизнь объединила вас неправильным образом?
– Не знаю, – недовольно поморщилась Татьяна Юрьевна. – У нас свои семьи. Судьба, можно сказать. Где дышло, там и вышло.
– Виктор ничего не намекал?
– Что имеете ввиду?
– Ну, не клеил, что ли!? – не сдержал раздражения Алексин. – Вы что же, совсем не понимаете, о чем я говорю. Ведь вы достаточно опытны, чтобы понять взгляды, жесты, поступки.
Федорова помрачнела, покосилась на окно, за которым продолжала портиться погода, соответственно и настроение. Ее неприятно настораживал личностный разговор. Она торопилась скорее отделаться от назойливого сыщика, чтобы уже никогда его не видеть. А как? Только искренность и открытость могут исчерпать все вопросы.
– Влюбленность или влюбчивость – непременное состояние всякого здорового человека… Если вы это имеете в виду. У внимательных и чутких людей чаще происходят движения души. Однако это не повод для семейных конфликтов. Всего лишь цементирует дружбу. Или вы против всяких симпатий?
Пришла очередь задуматься Степану Михайловичу. Взаимное притяжение, и вдруг крупная ссора и разъезд… Потом опять вместе, и – драматическая развязка. Имеющиеся факты и смысл услышанного полны противоречий. Между всеми звеньями должны быть связующие детали, но их-то сыщик и не находит. Так ведь Татьяну Юрьевну ничто не смущает, или она чего-то не договаривает. Впору совсем запутаться.
– Главное не то, что происходит внешне, а нечто сердечное, – продолжила Федорова. – Лена была общительной женщиной, чистоткой. Привлекала взоры многих мужчин. Ну, была мадена, на сору найдена. Но это внешне. Так и мужики теперь любят наряжаться. Конечно, вызывала ревнивые реплики у Виктора. Вот и все. А вы как думаете! Для серьезных чувств необходима подпитка.
– Кто-нибудь мог втиснуться в их личные отношения?
– Вряд ли! Все общение моей подруги сводилось к работе и добыванию продуктов.
– Вот-вот… С кем конкретно она имела общение?
– Я обязана отвечать? Уже рассказывала в прокуратуре, теперь мне не хватает еще и частного агентства. Пришла, чтобы разобраться в причинах непривычной заинтересованности и навсегда про вас забыть, а вы… Обычные люди – одни из многих… Что-то непохоже на известное равнодушие правоохранительных органов к простым гражданам.