– Интересно, что и где ты собираешься на них покупать? – язвительно поинтересовалась Алина. – Забыл, что нас ищут все, кто не попадя? Если так дальше пойдёт, превратимся в вурдалаков, будем по ночам выходить и пить кр… в смысле энергию у тех, кто послабей. Не хочу, – она топнула ножкой, – придумайте хоть что-то!
Дверь подвала заскрежетала на давно не смазанных петлях, по стенкам заметался луч фонаря и в помещение ввалились бомжи, втаскивая следом огромные баулы с добычей. Друзья переглянулись и молча ушли прочь по тем же «ступенькам», подталкивая Михалыча, явно не готового морально к длительным путешествиям в подземельях.
Бомжи устраивались в подвале, выкладывая барахло из объёмных баулов, откладывая в сторону всё, что можно съесть и выпить. На их лицах не было брезгливости или отвращения к богатствам, добытым на помойках. Дело привычное, обычное для людей, опустившихся на дно жизни. Никто из них не обратил внимания на прилегшего в тёмном углу товарища, неожиданно потерявшего сознание. Только что он, как и все предвкушал разнообразный ужин и, вполне вероятно, выпивку, а вот он же лежит, едва дыша, совершеннейшим трупом.
Тем более некому было обратить внимание на душу бомжа, неожиданно покинувшую тело и последовавшую за четвёркой друзей, как собака по следу. Если бы в этот момент кто-то из обитателей иного мира мог взглянуть в глаза любопытной душе, он обратил бы внимание на оловянность взгляда и несколько рваные движения, характерные для тех, кто, как говорят, несколько не в себе.
Бомжи, прикончив еду и выпив алкогольный «коктейль», завалились спать, ничуть не заботясь судьбой своего товарища. Оно и проще – кто раньше, кто позже, а всё одно подыхать, меньше ртов – больше жрачки на рыло. Кто утром встал, тот и товарищ.
А ищейка бежала за спешно уходящими подальше от проклятого места друзьями, благоразумно прячась в тени деревьев, а то и в них самих, чтобы не попасться на глаза. Подбиралась поближе, чтобы услышать ими сказанное и потом…
– 15 —
Зарозовели высокие облака под первыми лучами июньского солнца. На улицах было по-утреннему пустынно и тихо. Даже птицы не решались нарушить тишину и сладко дремали в гнёздышках. Ветер, уставший за ночь, успокоился, пыль улеглась, листочки на деревьях не колыхались – всё дышало мирным покоем.
Лишь четвёрке друзей отчаянно не спалось. Они решительно шагали по знакомым улицам, словно вот-вот в подворотне или за следующим поворотом появится ответ на главный вопрос – что делать? Неужели они умерли лишь для того, чтобы продолжить бессмысленную битву за «жрачку»?
– Михалыч, ты же можешь в местную полицию пойти работать, – предложил Корней, уставший от всеобщего молчания. – А что? Видал этих, которые нас повязать должны были? Не обижайся, но вылитые менты – повадки, прихваты, опять же отношение к простым людям. Сперва в морду, а потом «предъявите документы»!
– Ага, так они меня и взяли, – отмахнулся Михалыч. – После вчерашнего на пушечный выстрел не подпустят. Думаю, у них недостатка в нашем брате нет, мрут регулярно.
– Гибнут, спасая людей? – понимающе вздохнула Алина.
– Да, по-разному бывает, больше по бытовухе – кто пьяный на машине в столб въедет, кто водкой палёной траванётся. В лихие девяностые всё проходили по статье – погиб при исполнении! А как иначе? Чистота рядов и прочее. В первую голову за такое начальники звёздочки и кабинеты теряли, кому это надо? Нынче проще за бытовуху уволить – не надо пенсий и компенсаций платить.
Егор неожиданно остановился.
– Знаете, братцы, давайте лучше обсудим ближайшие планы. Если возражений нет, то я предлагаю обосноваться вон в том скверике на скамейках. А то от этой беготни и суеты мысли в кучку не могу собрать.
В рядах соратников появилась бодрость и целеустремлённость. Одно дело – шагать неведомо куда и непонятно с какой целью, другое – получить чёткий приказ и возможность услышать что-то обнадёживающее.
– Что нам известно? – спросил Егор и, не ожидая ответа, продолжил. – Мы умерли. Наши души находятся в этом мире, в нашем привычном мире, но в ином состоянии, – уточнил он. – Основа этого мира – энергия, которую нужно постоянно восполнять, чтобы не занулиться. Но…
Он замолчал, подбирая слова.
– Мы знаем, что это не конечный мир, а лишь промежуточная станция. Отсюда можно попасть в рай или в ад. Не знаю, что это такое, и это не важно! Пока, главное, что мы почему-то не попали туда сразу.
– Грехов много? – спросила Алина. – Говорят, самоубийцам дорога в рай закрыта.
– Ага, тогда бы ты сейчас прямиком в ад попала, если верить тем знатокам, – буркнул Корней, которому слова Алины не понравились категорически. – Не попала же, да и я тоже не в раю должен быть при таких раскладах.
– Вот, чувствуете? Есть заковыка! За мной ужасных грехов не числится, вроде как прямиком в рай или там в чистилище для предварительных бесед, но мы все вместе попадаем сюда, на промежуточную станцию.
– И что из этого? – не понял Михалыч. – Попали и попали, может, не время ещё. Откуда мы знаем, как оно всё должно быть? Вот часики отсчитают девять дней, потом сорок и аля-улю, гоните гусей! Барин придёт, барин всё рассудит!
– Какие девять-сорок, Михалыч? Через три дня нам всем каюк, если не найдём убежища, – напомнил Корней. – Об этом нужно думать, а не о перспективах.
– А мне кажется, Михалыч прав, – вступилась Алина. – Просто нужно подождать и всё само решится! А? Ну, что мы можем? Кто мы такие, чтобы тут всё крушить? Их вон сколько, а нас всего четверо!
– А я думаю, не всё просто так. И не важно, что нас всего четверо! – не согласился Егор. – По словам Мухомора тройку занулить нельзя, а мы это сделали, почему?
– Так тебе же какой-то голос помог, ты сам сказал тогда, – напомнил Корней. – Без него нам бы точно капец вышел, вовремя он подвернулся.
– Подвернулся ли и случайно ли? Вот в чём вопрос, – Егор со значением поднял палец вверх. – В подвал тоже с его помощью попали, значит, ему важно, чтобы мы оставались вместе. Почему? Найдём ответ на вопрос, поймём, как жить дальше.
Все молчали, проникаясь значимостью сказанного.
– А что мешает, спросить у этого твоего голоса напрямую? Чего мудрить? Пусть скажет, мы сделаем, там видно будет, какой расклад прилетит, – неожиданно спросил Корней. – Нет, ну, сами прикиньте – ему от нас что-то надо, а мы ходим кругами и должны его загадки разгадывать? Я пас, мне, в принципе, – он глянул на Алину, – и здесь хорошо. А что будет там, – Корней ткнул пальцем в небо, – я не знаю.
– Я пытался, – признался Егор, – только он молчит. Вообще, непонятно, имеет он ко всему этому отношение или просто мимо пробегал. Но у меня ещё идея появилась. Не знаю, может и глупость, но всё-таки. Только просьба – всё, что захотите сказать, говорим просто, без всяких там уловок и придумок. Хорошо?
Все кивнули.
– Вот мы здесь появились и сразу начали что-то ломать, что-то искать, куда-то бежать. Но вы же сами видели – тут все живут спокойно, никакой суеты, размеренная жизнь, как… – он пощёлкал пальцами, пытаясь подобрать определение, – как в жизни. Они просто живут, а мы эту жизнь ломаем! Почему?
– Сам же сказал – так получилось, – нахмурился Корней. – Приживёмся, и всё наладится!
– Ни черта не наладится, чувство нехорошее, что это только цветочки. Собственно об этом и речь. Вот я хотел мир изменить, – он улыбнулся, – глупо, но мне казалось, что однажды я напишу такую программу, которая станет мыслить лучше человека. Понимаете, я всё время жил этой целью – что-то изменить кардинально и тут, бац, и в ящик! Вспомните, что в вашей жизни было? Было же что-то похожее?
Все задумались.
– Ну, не знаю, имеет ли это отношение к делу, – Михалыч поёжился, почесал в затылке, не решаясь сказать, – но у меня давно уже злость появилась, не по уму у нас всё делают, не по-людски, что ли. Я же чего на этот вызов поехал? Там в адресе бандюган один жил, его все отлично знали, на него столько заявлений было, что прямая дорога ему в Магадан, но потом каждый заявитель как-то бумажку свою забирал. Объяснить почему? Как мне этим людям было в глаза смотреть, если наши же опера у него с руки клевали? Меня от злости давно бы порвало, если бы я не задумал его завалить к такой-то матери. Нет, не натурально, а типа при задержании. Как раз по рации доложили, что он забухал и из ружья в квартире стреляет. Думаю, вот он шанс, другого не будет – сразу в оружейку, взял автомат и в машину. Только он первый успел, словно ждал меня гад.