Этот человек - негодяй, соблазнитель, калечащий жизнь девушек и доводящий их до самоубийства! Нортон побуждает Бойда Каррингтона навести вас на эту мысль и заставляет вас поговорить с Джудит. Она, как и следовало ожидать, немедленно заявляет, что будет жить так, как считает нужным. Это заставляет вас поверить в худшее.
Теперь посмотрите, из каких различных чувств строится ваша любовь к дочери. Старомодное чувство ответственности человека, подобного вам, за своё дитя. Ваша уверенность в своём авторитете. "Я должен что - то сделать. Это зависит от меня". И в то же время ваше чувство беспомощности из - за того, что рядом нет вашей спокойной, рассудительной жены. Ваша преданность - я не должен упускать её из виду, а в основе ваше тщеславие - хотя, зная меня, вы могли бы понять, что это такое! И, наконец, подсознательное чувство, появляющееся у большинства мужчин, имеющих дочерей, - неосознанная отцовская ревность и ненависть к мужчине, который уводит его дочь. Нортон виртуозно сыграл на всех этих чувствах, и вы отреагировали.
Вы видите всё, что на поверхности, но не стремитесь заглянуть вглубь, вот почему вы так легко поверили в то, что именно Джудит разговаривала с Аллертоном в летнем домике. А ведь вы не видели её, даже не слышали её голоса. Невероятно, но ещё на следующее утро вы полагали, что это была Джудит, и обрадовались тому, что она "изменила своё решение".
Но, если бы вы потрудились проверить факты, вы бы сразу обнаружили, что никогда вопрос о поездке Джудит в Лондон в тот день не поднимался! Вы не смогли придти и к другому явному выводу - что кто - то "ещё собирался уехать в тот день и был взбешен от невозможности сделать это. Сиделка Кравен! Аллертон не ограничивается преследованиями только одной женщины! Его роман с сиделкой Кравен развивался быстрее, чем простой флирт с Джудит.
И вот очередная инсценировка Нортона.
Вы видели как целуются Аллертон и Джудит. Затем Нортон силой уводит вас за угол. Он, без сомнения, знал, что у Аллертона была назначена встреча с сиделкой Кравен в летнем домике. После небольшого спора он даёт вам возможность идти, но всё ещё сопровождает вас. То обстоятельство, что вы слышите слова Аллертона, вполне отвечает его цели, и он быстро уводит вас прочь, чтобы у вас не было возможности понять, кто является собеседницей Аллертона.
Да, какой виртуоз! И вы немедленно реагируете на всё это! Вы принимаете решение совершить убийство.
Но, к счастью, Гастингс, у вас есть друг, чей ум ещё действует, и не только ум!
В самом начале письма я сказал, что если вы не придёте к истине, то только потому, что слишком доверяете людям. Вы верите всему, что говорят, и поверили тому, что я сказал вам...
И всё же вы легко могли докопаться до истины. Почему я отослал Джорджа? Почему я заменил его менее опытным и менее умным человеком? Меня не навещал врач, меня, так привыкшего заботиться о своём здоровье. Почему я не хотел видеть врача?
Теперь вы понимаете, почему вы были необходимы мне в Стайлзе. Мне нужен был человек, который воспринимал бы все мои слова без вопросов. Вы поверили моему заявлению, что я вернулся из Египта в ещё более худшем состоянии, чем был до этого. А ведь было как раз наоборот! И вы, при желании, могли бы обнаружить это. Но нет, вы поверили. Я отослал Джорджа, так как не смог бы заставить его поверить, что вдруг неожиданно потерял возможность ходить. Джордж прекрасно разбирается в том, что видит. Он понял бы, что я симулирую.
Вы понимаете, Гастингс? Всё то время, когда я притворялся совершенно беспомощным и обманывал Кёртисса, я вполне мог ходить, лишь чуть прихрамывая.
В тот вечер я слышал, как вы поднялись, после некоторого колебания вошли в комнату Аллертона, и я сразу же насторожился.