Пристально вглядываясь в копошащиеся пирамиды, я заметил, их ступеньками служат человеческие головы! Пирамиды беззвучно шевелились, напоминая муравейники, а забравшихся на вершины, мгновенно проглатывали и раздавленные те вновь становились их основанием. Но все почему-то стремились вверх, и что-то жуткое было в решимости любой ценой подняться выше! Цепляясь за торчащие руки и ноги, тела давили тела, наступали на головы. Болью и отчаянием давалось каждое движение. Всё происходило в тиши, и мне казалось, эта борьба длится целую вечность.
Наблюдая за открывшейся мне жутью, я поневоле отметил, что тела общаются чувствами. Различая некоторые узнал, что боль, к примеру, была цвета крови. Мрачным сиянием озаряла она картину, возникшую словно из кошмаров. Тут же неподалёку мелькала зависть! Обманывая зрение, она меняла тона, коих было множество, но не становилась от этого привлекательнее. Едва появившись, исчезала прикрываясь равнодушием. Но я-то знал – это всего лишь маска! Затаив дыхание, следил за чарующей красотой, от которой по телу пробегал озноб.
Однако самым мрачным цветом обладала, пожалуй ненависть. Она была черна как ночь. Не знаю, почему так определил цвета. Я сделал это неосознанно и, возможно, ошибся. К тому же всё время отвлекали яркие вспышки. Молниями пронзая тела, они бросали вызов небу, скрывавшемуся за облаками.
Я попытался найти любовь, но тщетны старания. Она была внизу. Раздавленная огромной человеческой массой. И тут стремительный луч тёмного цвета вознёс на вершину очередного счастливца! Едва глотнув свежего воздуха, тот был сразу же обвит, словно щупальцами, десятками тянущихся к нему рук. Мгновенье, и ненасытное человеческое болото поглотило слабое, мокрое тело…
Раскрыв глаза, я долго оставался без движения. Пульс постепенно приходил в норму.
– Как думаешь, для чего вам посылают болезни? – неожиданно раздался вопрос.
Я вздрогнул, но промолчал. Тогда голос стал говорить, не обращая на меня внимания.
– С точки зрения больного – это зло! Впрочем, возможно, кто-то проявит сочувствие, но лучше б ему оставаться равнодушным.
Эти слова вызвали болезненные воспоминания, и я вновь ощутил взгляды полные жалости. Отчего-то стало неуютно, однако голос продолжил:
– Чужая боль мало заботит. Интересно другое. Ваши религии основаны на смирении! Но прошли века, а они так и не научили вас принимать страдание как должное.
Воцарилась пауза. Чувства всё ещё не верили происходящему, и где-то теплилась надежда проснуться. Другое дело – ум. Он словно объявил мне войну убеждая, мол всё наяву. Но эмоции восставали, не желая мириться с логикой! Кроме того, возникло странное ощущение: неужели это дьявол?! От неожиданной мысли я облизал сухие губы, но язык был жёстким и только царапал.
– Значит, по-твоему, я дьявол? – раздалось ниоткуда.
Изо всех сил стараясь сдерживаться, я почувствовал, как выдали мысли. Они, будто нарочно, вертелись вокруг его имени. Страх липкими пальцами прикоснулся к телу. Я начал мелко дрожать…
– Чего ты боишься? – продолжал голос.
Я молчал.
– Если я существую, кто, по-твоему, меня создал?
Странно, но размеренный тембр немного успокоил. Не дожидаясь ответов, собеседник продолжил:
– Не бойся нарушить запрет.
– Запрет… – прошелестело внутри.
– Наложенный религиозной догмой, – добавил он.
Разговор уходил в сторону, уводя за собою мой страх. Испытав облегчение, я переспросил:
– Догмой?
– Именно они рождают чувства, – раздался ответ.
Внезапно воображение перенесло в небольшую кухню. Кроме меня, в ней находилось ещё двое. Мы разместились за небольшим, уютным столиком, покрытым старенькой клеёнкой. Его освещал рваный, тусклый абажур. На пошарпанной от времени плите медленно вскипал чайник. Незнакомцы негромко беседовали, взглядами приглашая меня присоединиться.
Я повернул голову и посмотрел на соседа справа, жестом подтверждая согласие с его словами. Мне понравилось утверждение, что все религии призывают к миру, однако в любом тексте каждый найдёт оправдание своему поведению.
Ему оппонировал юноша, судя по всему, атеист. Он напористо убеждал собеседника в агрессии религиозных конфессий, ратуя за светский уклад. Приводя в доказательство инквизицию, мельком глянул на меня. Завершая, отметил: исповедуй Россия иное мировоззрение, мы бы жили в другом государстве.
Слушая, я опустил голову и задумался, оказавшись под властью противоречивых чувств. Всё дело в том, что я не религиозен, и моё отношение к незнакомцам складывалось из симпатии и антипатии. Не в силах привести веские доводы, я неприязненно посмотрел юноше в глаза.
Тут же всё исчезло, меня вновь сжимали уютные объятия кресла. К слову сказать, перемены в ощущениях давались не просто. Мгновение назад я был зол и думал, это реальность. Но всё оказалось игрой воображения.
– Полагаю, – прервал размышления голос, – ты не станешь отрицать своё несогласие?
Я в который раз больно ущипнул себя. Тем не менее проснуться не удавалось:
– А ведь юноша, невольно задел твои чувства. Вот почему не понравились его слова. К сожалению, ты опутан традициями и вынужден повиноваться догмам.
У меня медленно «закипали» мозги. Информация усваивалась сразу, только сильно болели виски.
– Твоя боль скоро пройдёт, – голос был мягок, пожалуй, даже чересчур. – Ты озлобился без причины – это сработала догма! Её формула проста: нет, потому что нет. Трудно бороться с догмами, а те, кто пытается, заранее объявлены сумасшедшими…
Сказанное отчасти отозвалось. Я бы даже сказал, нашло понимание. Словно почувствовав, собеседник вкрадчиво произнёс:
– Небеса создали лучшее из творений, но, увидев результат…
– Лучшее? – перебил я.
– Лучшее, – мягко подытожил он. – Лучшие всегда и во всём виноваты! Их вина, что не такие как все. Ты по-прежнему полон сомнений, но вдумайся: его проступок – иметь собственное мнение. Не это ли та самая вожделенная свобода, которой вам недостаёт? Впрочем, никто не желает свободы больше, нежели рабы.
– Тебя послушать, так сатана – ангел, – возразил я.
– Так и есть. Падший, только. Странно, вы популяризируете миф, причём самым действенным способом. Рекламируете запрет. Если дьявол враг, забудьте о нём, забвение – лучшее наказание!
Его логика была безупречна, и он добавил:
– Не сердись. Рабу пристало скрывать эмоции.
От обиды потемнело в глазах, но возразить было нечего! Оставалось только слушать и пытаться понять что-же всё-таки происходит?
Выждав паузу, собеседник примирительно сказал:
– Напрасно ты обиделся. Ведь вы по доброй воле, считаете себя рабами.
Не дожидаясь ответа, он принялся рассуждать:
– Сделай милость, скажи, почему, считая себя рабами, вы называете Бога Отцом?