– Как же? Ведь там родители, все родное.
– Мне там все до сих пор напоминает про брата. Психотравма так и остается. Да, и родители, если честно, – она замешкалась, – в общем, в меня никто не верил. И сейчас не верит. Я со скандалом уехала сюда. Они думают, что я все время должна делать так, как они решат. А что они за меня уже могут сделать?
– Ну, тогда, Вам нужно просто срочно нести свои документы. Ведь Вам же сказали, где находится офис Платяновой. Не понимаю, почему, после всего проделанного, этот простой шаг Вам никак не дается?
– Мне еще нужно фото цветные напечатать. Портфолио.
– Это уже было слышно, – мягко прервал ее я, – это разве проблема?
– Завтра пойду, – вздохнув, ответила Ильдия.
Следующее утро началось с одиночных выстрелов звонками телефона. Спросонья я не стал отвечать.
Затем все затихло. И следующий звонок раздался часа через два:
– Я все нашла и отнесла. Личная помощница, оказалось, что родом с Украины, сказала, что лично передаст по ее приезду. Платянова сейчас в Америке. Я очень, ну очень много всего напечатала – она все поймет.
– Уверен!
Однако, даже после того, как все было сделано, Ильдия не стала спокойней, точнее ее беспокойная суть приняла другие формы выражения.
Ее стали одолевать сомнения. Стали появляться нотки в ее словах: что может все напрасно? Что может и нормально, прошлась и прошлась по подиуму.
Я не совсем поначалу ее понимал. До тех пор, пока она не стала упоминать о «монетизации».
То, что у нее огромный круг знакомств, это, не то, чтобы удивляло, просто в контексте ее основной цели, данный фактор не имел результирующего влияния.
Однако, теперь, она стала вспоминать об этом в том числе потому еще, что она, как никак – юрист, во многом разбирается и имеет массу знакомств. Это ведь – должно приносить прибыль?
– Так ведь?
– Ильдия, несомненно! Но Вам нужно несколько определиться в желаниях. Либо в Париже бить в свою точку, либо в России устраивать массированную атаку в бизнесе.
– Ну да, ну да, – с затихающими нотками в голосе подтвердила она и добавила. уже почти шепотом и неизвестно к кому обращаясь, – ведь прошла по подиуму в Париже. Мало у кого в жизни такое бывает…
Я посмотрел на нее внимательнее, но она совсем не обращала уже на меня внимания, погрузившись в собственные мысли.
Не прошло еще и недели, пока она как-то вечером не заявилась в Сан Серж и сообщила, что находиться в Париже более не может, т.к. истекает срок ее визы. Точнее, времени пребывания: истекли три месяца в полугодии, положенные по статусу.
– Я человек законопослушный и не могу идти на противоправные действия.
– Ильдия, но ведь Вы можете пойти и продлить свой статус пребывания в виду того, что по профессиональным причинам Вам нужно остаться на грядущую Неделю Высокой моды.
Она видимо занервничала:
– Я уже узнавала, там все сложно.
– Ильдия, может быть, Вы также ищете того, кто мог бы Вам с легкостью все это устроить? Хорошо, что с прочими вопросами Вам помогли, но ведь так не может продолжаться всегда.
– Я все делала! – она перешла на высокий тон.
Огромного роста Дилан – с головой и характером Деда Мороза, старожил Сан Серж и, по совместительству, негласный хранитель традиций, только развел руками. Несмотря на его внушительные габариты, от которых, как правило, ожидают решительной поступи, нрав он имел абсолютно не в меру спокойный. Говорят, что в 70-е года он приехал в Париж за джинсами с Балкан, чтобы с выгодой продавать редкий товар у себя на родине. Однако, так и остался, занявшись философскими идеями и поступив в университет. Работа мысли, очевидно, наложила свой отпечаток на манерах. С тех пор, он, видимо, и стал отращивать бороду, которая стала пушистой и белоснежной как на картинках у хозяина Нового Года Героя Праздника, и стал похож на него, даже не только издалека.
Однако, мудрости ему было не занимать, и он ей делился иногда, когда просили.
В данном случае, было понятно, что настаивать и читать лекции на тему работы над собой совсем не стоит – все возможное было сделано.
– Я поеду в Питер и потом вернусь.
– Но когда? Не ранее, чем три месяца. За это время Вы могли бы уже сделать здесь многое. Или надо было сразу по Вашему приезду нести документы. Но они были у Вас отчего-то не готовы. Хотя я Вам говорил об этом еще до отъезда, что в Париже нет смысла долго находиться. Надо отдать документы на рассмотрение в агентства и ждать. Франция нетороплива, особенно в рождественский период. Они бы Вам ответили, и Вы бы уже целенаправленно ехали. Вы с таким трудом только на этой неделе все отнесли.
– Я все знаю! – с надрывом прогремела она.
Дальше строить разговор не имело никакого смысла.
– Ильдия, раз уезжаете, пошли завтра на базар местный, возьмем устриц свежих.
– Пойдемте, – обхватив руками голову, промолвила Ильдия.
***
Поход на рынок стал очередным дефиле в Париже.
Ильдия была на две головы выше всех присутствующих там невысоких арабов, кои составляли большинство торговцев. Потерять в толпе ее было просто невозможно – «бела лебедь» плыла меж рядов с апельсинами, яблоками, всевозможными ягодами, фруктами и овощами.
Она, скорее, походила на белый пароход, плывущий посреди бурлящей реки абсолютно уверенно и невозмутимо. Проходя, она оказывала, по всей видимости, неизученное ранее психологическое воздействие на присутствующих. Ей попросту не давали проходу: продавцы хватали ее за руки, тянули к себе, перекидываясь через прилавки, кричали что-то на арабском вслед.
Она мягко высвобождалась:
– Пойдемте отсюда.
– Ильдия, подождите, нам нужны устрицы.
– Только, можно их добыть быстрее, а то я уже не могу дольше здесь находиться, – и, словно, в подтверждение ее слов, продавец фруктов потянулся ей вслед с яблоком в руке.
Наконец, мы дошли до рыбного прилавка. Знакомый продавец сделал, как обычно скидки и, вдруг подошла Ильдия. Я никогда не видел подобного преображения в глазах мужчины при виде женщины, если только не в каком-то любовном романе, которые с действительностью имеют мало схожего. Однако, здесь, пришлось усомниться в этом.
Он схватил меня за руку:
– Твоя подруга? – спросил он полушепотом.
– Нет, говорю, знакомая. Она модель. По – французски не говорит.
– Ильдия, познакомьтесь, мой хороший товарищ.
Она протянула ему руку, которую он тут же жадно поцеловал.
– Она уезжает завтра в Санкт-Петербург.
– А когда приедет?
– Месяца через три.
– Переведи ей. Когда будет, мы с ней можем пойти в ресторан поужинать.
Я перевел. Ильдия заулыбалась, по-французски она не говорила, поэтому ответила по-английски, чего тот, в свою очередь, не понял.
– Она сказала «может быть».
Он довольно рассмеялся.
Увидев, что она смотрит на разложенные аппетитные куски настоящего дикого лосося, он принялся собирать их. Упаковав, преподнес ей, а увидев, что я полез в карман, только замахал руками.
– Ильдия, дайте ему свои портфолио.
Она достала пачку фотографий.
– Дайте ему все. Вы же много еще напечатали.
Получив, он пролистал фото, затем потряс пачкой над головой, радостно вскликнул и побежал за прилавок.
– Ильдия, это успех! Вы можете бесплатно теперь на базар ходить.
– Ой, это такое испытание для меня. – вздыхая, отвечала она на ходу.
– Понимаю. Они все хотят Вашего комиссарского тепла!
– Знаю!
Ей, и вправду очень бы подошла кожаная тужурка. Я как-то во время винопития сказал ей об этом, рассчитывая, что хмельной туман позволит сгладить возможные неровности восприятия. Однако, того не потребовалось, она рассмеялась и сказала, что хотела бы попробовать себя в таком образе.
Вечером мы пили вино, ели мидии, устрицы и сыр. Ильдия сказала, что сегодня нельзя о чем-то еще думать и необходимо дать себе моральный перерыв, не ограничивая себя. Она ела устрицы, запивала вином и вслух строила планы, активно мечтая и пытаясь руками показать в каких масштабах и формах все это будет реализовано.