Он взял ее, подошедшую, за руку:
– Ильдия приехала из Петербурга. Занимается модой. Ну, вы, идите, а нам с матушкой ехать надо.
Я взглянул на нее. С учетом того, что я находился на ступеньках Храма выше ее, то не смог сразу оценить ее рост.
Она была монументальна. Вдобавок к росту, ее образ формировали величественные размеры. Тем не менее, ее нельзя было назвать бесформенной. Все было пропорционально друг другу, но только в больших параметрах.
Ильдия была белоснежной. Лицо ее было довольно симпатичным и интересным, что-то было в ней такого, скандинавского, что-ли. Как потом она сказала, что ее род идет из немецких баронов и не окончился с революцией, раскинув свои ветви по всей Европе. Смогли затаиться и представители ее семье в нелегкие для страны времена, благодаря чему Ильдия теперь имеет планы по восстановлению памяти своего рода.
Походка ее была величава. Шла она неспешно, выстраивая каждый шаг. Глядя на это шествие, так и хотелось произнести полушепотом, с придыханием: Лебедь белая…
В то же время, характером, она не производила впечатление натуры стабильной. Словно что-то ее терзало. И если при первом знакомстве это можно было списать на волнение перед дефиле международного масштаба, то в дальнейшем…
Ощущалось в ней что-то странное, начиная уже с имени.
– Мне нужен контракт в сфере Высокой моды! – ее голос звучал в телефоне просительно, несмотря на требовательную форму.
Я не знал, что ей ответить. Мое знакомство с этим миром ограничивалось лишь немногими знакомствами в прошлом с моделями, которые, впрочем, задерживаться надолго там не стали, а вышли себе замуж и особенно по подиуму не тосковали.
Здесь, видимо, была мечта жизни: Ильдия замужем не была и, по виду, туда не стремилась.
– Поясните, пожалуйста.
– Но Вы, ведь, знаете кого-то, чтобы спросить.
– Ну, кого-то, точно знаю, но, чтобы этот кто-то мог Вам помочь? Вы же уже сама персона довольно известная после Вашего триумфа в Париже.
Она, действительно, произвела фурор на Неделе Моды в Париже среди девушек больших размеров, – от журналистов отбоя не было. В ее родном городке под Питером ей проходу не давали. Все новостные ленты Питера также были полны новостями о ней. Ильдия стала знаменитостью.
– Вам уже нужно самой ехать в Париж и идти напрямую во все Дома моды. В особенности, искать встречи с Платяновой. Она же самая известная русская звезда в мире моды.
– Да? – голос в трубке стих. После чего внезапно раздались нежданные высокие интонации:
– Я еду туда!
Оказалось, что она закончила музыкальную школу по части хорового пения и собиралась учиться дальше на оперную певицу, но родители посчитали, что нужна более практичная специальность в жизни и отдали ее на юрфак.
Как следствие, она оказалась в Париже.
Ильдия вызывала ощущение парашютиста, которого только что десантировали и она должна была очень быстро что-то захватить. Что конкретно, она и сама не знала. Был только один возглас:
– Контракт!
Как его брать, она об этом не думала, знала только, что нужен именно он. И потому хваталась за все, что видела.
Хорошо оказались рядом, трезвенные взрослые люди, уже с большим опытом жизни во Франции, что многого стоит. Помогли ей и резюме сделать и портфолио, что необходимо в ее деле. Нашли ей квартиру недалеко от Сергиевского Подворья, где она проводила дни и чуть не ночи, если бы не закрывались.
– Ой, мне так хорошо здесь, – постоянно повторяла она, – мне так важно, чтобы рядом со мной была какая-нибудь русская душа.
Подворье, действительно, с момента своего послереволюционного основания стал одним из крупных центров эмиграции, сначала первой волны, а затем, уже по традиции, и всех последующих.
Она ходила по Подворью, размахивая руками и восторгаясь всем, что видела:
– Ой, а какие хорошие цветы.
Странно, что в этом году очень рано зацвели деревья, еще в январе.
Ильдия переходила от одного куста к другому, принюхиваясь и вторя:
– Вы не понимаете, как важно мне получить этот контракт.
Все только кивали головой.
Она очень много рассказывала о своем прошлом. Первой реакцией на это был тихий ужас: как она вообще еще находит в себе силы на что-то?
Ильдия никак не могла пережить потрясение, связанное с потерей брата, еще в студенческом возрасте. Никто не знал, что с ним случилось и в чем причина. Только, когда она вошла в квартиру, то увидела красные от крови стены комнаты.
После этого она стала заикаться. К слову, получалось у нее это в довольно милой манере, т.к. никакого дискомфорта собеседник не испытывал. А даже наоборот, многие ей говорили, что мы тоже стал заикаться как Вы. Этакое привлекательное заикание.
Но в тот момент психологическое потрясение стало для нее проблемой, и она не могла продолжать учебе в институте около двух лет. После чего, сквозь уже почти полностью окутавшую ее собой пелену отчаяния она увидела светлый проблеск.
– Наверное, жизни, – ответила она, – потому что сквозь скованный борьбой с отчаянием и страхами организм, до меня пробилось что-то совсем мягкое и нежное, которое стало разливаться по телу. Мне это понравилось, и я заинтересовалась. Так я восстала к жизни. Я поняла, что есть еще тепло в этом мире, есть свет, есть то, к чему надо стремиться и ради чего жить. Я не могу выразить это словом, но жить надо, хотя бы ради самой жизни.
Когда я очнулась, то увидела, что за время своей депрессии стала довольно большой девочкой.
Поначалу я вообще перестала есть, что привело к проблемам со здоровьем. Я подумала, что это анорексия и испугалась. Что привело к обратному эффекту – я принялась есть много.
Но потом поняла, что надо любить себя и принимать такой, какая есть. Всем мои проблемы с диетами привели к тому, что я стала много читать по теме красоты. И, однажды, мне пришла мысль: А, почему нет?
И я занялась индустрией моды. Институт я закончила, но по специальности уже работать не могла. Все мои мысли занимали только вопросы реализации вновь родившейся мечты. И вот, я попала на дефиле Высокой Моды в Париже.
– Ведь не все, же могут туда попасть? Значит, я чего-то добилась?
– Однозначно, Ильдия. – и я бросил кусок багета большому черному лебедю, который вышел на берег канала.
Выглядел на суше он совсем не так благообразно, нежели рассекая водную гладь. Он, скорее напоминал гипертрофированного, бесформенного гуся, отъевшегося на заднем дворе свинофермы. Лебедь схватил на лету брошенный мной кусок французской булки, подкинул его в воздухе и подставил открытый свой рот. Прямо как собака.
Вот, Ильдия, хоть и земной лебедь, но та бы и на водной стихии не растерялась и держала бы форму.
Она в это время, подобно своему плавающему собрату, закинув голову, опрокидывала остатки вина из пластикового стаканчика.
Мы сидели на берегу в окружении аутентичных, сверкающих огнями парижских кафе.
– Однозначно, Ильдия. – повторил я. – Посмотрите на это вечернее великолепие. Даже, если бы Вы и не попали на свою Неделю, то посидеть вечером в Париже на берегу канала – это уже больше, чем «чего-то».
– Да да. – скороговоркой ответила она.
– Знаете, Ильдия, я только не совсем Вас иногда понимаю. Вы столько времени уже здесь. А все никак не дошли до своей цели и не отнесли свои портфолио.
– Я не знаю. – после некоторого молчания произнесла она. – Меня иногда что-то блокирует. Вроде все сделала и остается немного…
– Да да, – повторил я на ее манер, – все никак не могли в течение двух месяцев сделать свое же портфолио, резюме в порядок привести. Хорошо люди помогли, но сколько времени уже прошло. Вы же деньги тратите на проживание, а Париж город не из дешевых.
– Я знаю. Но… На самом деле, сложно как-то. Если честно, то я бы даже не хотела возвращаться.
Я посмотрел на нее с удивлением: