– Здравствуй, Володя! – по-русски проскрипел откуда-то справа очень знакомый немолодой голос. – Почему, проходишь мимо и не здороваешься?
Я обернулся и едва не выронил из рук пакет с продуктами.
Сворачивая газету, которую до этого так увлеченно читал, с диванчика медленно поднялся тщедушного вида пожилой мужчина в сером пальто, надетом поверх старомодного шерстяного костюма-тройки. Похожий на мумию, с которой сняли бинты, с воспаленными глазами за толстыми линзами очков в роговой оправе, которые он поправлял скрюченными артритом узловатыми пальцами подрагивающей от возраста руки. Это был никто иной, как Юрий Валентинович собственной персоной – тот, кого я меньше всего ожидал и хотел бы здесь встретить.
7
Я словно швабру проглотил. Так и замер на месте.
– Что ты встал, как вкопанный? – спросил Юрий Валентинович, глядя на меня своим лукавым прищуром. – Пошли, выйдем на воздух. Надо поговорить…
Он указал жестом на дверь, которая вела на террасу над подпорной стеной, где на квадратной гравийной площадке стояли несколько столиков для любителей завтракать или обедать на свежем воздухе. Я нервно сглотнул и кивнул в ответ, не проронив ни слова. А он медленно подошел и, взяв меня своей старческой рукой под локоть, повел к выходу.
Видимо, в это время было уже слишком холодно, чтобы сидеть за столиком на улице, потому что терраса пустовала. Сложенные и уже не вполне уместные для этого времени года солнечные зонтики над столами слегка трепало прохладным ветром.
– Зачем вы здесь? – спросил я, когда мы уселись друг напротив друга.
– Я хотел задать тебе тот же вопрос, Володя. Зачем ты здесь?
– А если я не буду вам на него отвечать?
– Тогда я напомню тебе о том, что ты уже достаточно потрепал нам нервы в прошлый раз. И только-только все утряслось и наладилось, как ты снова всколыхнул старое болото своей идиотской выходкой двухнедельной давности. Я надеюсь, ты понимаешь, о чем я толкую…
– Да, Анатолий уже прочитал мне мораль по этому поводу.
– И что ты сам об этом думаешь? – старик поправил очки. Умно поступил, назвавшись Эриком Хансеном?
– Это спасло мне жизнь…
– Но это снова подпортило жизнь мне и настоящему Эрику Хансену!
Несмотря на сидевший глубоко во мне страх, я все-таки не смог сдержаться, и ответил с сарказмом:
– Ну, извините. Я не знал, что ваше спокойствие и благополучие Эрика Хансена стоят дороже моей жизни. Как-то не подумал. Не до того было…
– Ты просто не осознаешь всю серьезность ситуации, Володя. – Проговорил Юрий Валентинович, задумчиво разглядывая поблескивающие окна соседней многоэтажки. – Мы ведь здесь не шутки шутим. Я думал, ты еще в прошлый раз это понял. Видимо, нет…
Я сидел, затаив дыхание, но в какой-то момент встретил блуждающий по сторонам взгляд Юрия Валентиновича и вдруг понял, что он специально избрал такую тактику. Решил, что, напустив на себя ореол загадочности и внушив мне чувство вины, он сможет добиться от меня чего-то. Вопрос, чего?
– Вы, кажется, хотели о чем-то меня спросить, – ответил я, стараясь сохранять хладнокровие. – Если так, то спрашивайте.
– Зачем ты назвался Эриком Хансеном?
– Чтобы сесть в самолет, который эвакуировал сотрудников Красного Креста, мне надо было назваться шведским именем. Это имя первым пришло мне в голову. Если вы думаете, что я нарочно, то напрасно.
– Я верю тебе. Просто хочу, чтобы ты понял, мне было очень нелегко вернуть все на свои места. Настоящий Эрик Хансен тогда едва не потерял все, что у него было…
– Свою задрипанную халупу и работу в пыльном офисе?
– Нет. Перспективу попасть туда, где такие, как он, нужны! Чиновник среднего звена в госаппарате. Неприметный, но вежливый, внимательный и дотошный в работе, очень ответственный. Такой агент – на вес золота.
И мне пришлось немало похлопотать, чтобы наше с твоим отцом руководство не отправило нас обоих в отставку. Это бы погубило такого первоклассного сотрудника, как Эрик Хансен. Я же ценой своих нервов, рискуя своей собственной карьерой, дал ему второй шанс.
А задрипанная халупа, как ты выразился, и пыльный офис – это явление временное. Но это его жизнь, к которой он привык!
– В таком случае, мне очень жаль настоящего Эрика Хансена. А вам, Юрий Валентинович, не пора ли подумать об отдыхе? В вашем возрасте люди уже на пенсии давно телевизор смотрят или на даче в огороде ковыряются…
Кадык старика нервно дернулся, на скулах заиграли желваки, а в глазах за толстыми линзами очков сверкнули гневные искры. Видимо, я задел его за живое. Но он очень быстро взял себя в руки.
– Не волнуйся, уйду, как только придет время. А пока есть еще одно дело, которое надо закончить. Скажем, дело принципа. И вот, как закончу его, как разберусь до конца, так сразу и уйду. Ни дня раздумывать не стану.
– И что это за дело?
– Не твоего ума дело… Много будешь знать – не дадут состариться!
– Не хотите – не говорите. Ваше право. Так вы сюда пришли только для того, чтобы спросить, зачем я назвался именем вашего агента?
– Нет.
– Тогда зачем же?
– Чтобы спросить, какого черта ты вчера делал на Бастугатан 31?
Ему удалось застать меня врасплох. Но я быстро собрался и ответил:
– Возвращался в отель и не смог удержаться… Захотелось посмотреть на этот дом и окна.
– Поностальгировал?
– Ага…
– Доволен?
Я пожал плечами, а потом сам спросил:
– Неужели, меня засекли, пока я там стоял?
– Да.
– Кто? Группа наблюдения?
– Эрик Хансен.
– Серьезно? Он сам?
– Да. А что тебя удивляет? Он опытный агент. Так что ты еще до своего отеля не дошел, как я уже знал о твоем визите на Бастугатан…
– И как вы узнали, что это был именно я?
– Эрик Хансен тебя опознал.
– В темноте? Разглядел из окна второго этажа? Смеетесь?
– Нет. Я же говорю тебе, что он очень хороший агент. Мало того, что обнаружил слежку, так еще и сам выследил тебя, проводив до отеля. Я думал было прямо ночью к тебе нагрянуть, но потом все-таки решил подождать до утра.
– И?
– И вот я здесь. Куда ты ездил сегодня утром, Володя?
– Навещал подругу. Мы с ней работали в Нигерии.
– Как зовут подругу?
– Кайса.
– Ее фамилия?
– Кайса Энгстрём.
Я подумал, что лучше выложить как можно больше правды. Пусть проверяет, если захочет. Ему не на чем будет меня подловить.
– Так. Я уже знаю, что ты прилетел вчера. Думаю, узнать, где ты был и что делал, не составит большого труда. Но ты мог бы сэкономить мне время и силы… Расскажешь?
И я снова решил, что будет лучше сказать правду. Поэтому тут же рассказал о том, как навещал своих шведских друзей Ивора и Анику Хэдлунд.
– А к этой своей подруге зачем ездил с утра пораньше?
– Извиниться хотел.
– За что?
– Это она для меня место в самолете выцарапала… А я ей уже в полете наговорил лишнего, пьяный был, и потом даже не попрощался.
– И что? Простила?
– Сказала, что да.
– А сам как думаешь?
– Не знаю, – я пожал плечами. – Не уверен…
– Покривляется и перестанет. Они всегда себя так ведут – женщины.
– А вы знаток женской психологии?
– Опыт есть…
– Не сомневаюсь.
– А если честно?
– Что?
– Зачем ты здесь? – Юрий Валентинович подозрительно прищурился за толстыми линзами своих очков в роговой оправе. – Зачем приехал в Стокгольм?
– Мне здесь нравится, – ответил я как можно более непринужденно.
– Надолго?
– Пока не надоест.
– Это как-то связано с прошлогодней историей и Эриком Хансеном?
– Нет, – возможно, слишком резко ответил я, а у самого сердце замерло при мысли, что во внутреннем кармане моей куртки лежала вырванная из газеты страница со статьей и фотографией Элис Бергман. – Я же сказал, что мне нравится этот город. Мне нравилось здесь жить и работать. И я бы не уехал отсюда, если б не ваша с Анатолием дурацкая затея, которая едва не стоила мне жизни.
– Тебя никто не просил помогать той девке! – парировал Юрий Валентинович, заставив меня на мгновение подумать, что он либо телепат, либо обладает рентгеновским зрением. – Сам виноват!