А теперь он куда-то уехал после работы, и я не верю, что это просто по делам. Я боюсь, что он сорвется, слетит с катушек, и начинаю искать контакты его друзей и ищу ее, этой змеи подколодной, контакты, чтобы…
Саша
…что в машине, все же, комфортнее, и поэтому я забрал «аккорд» и еду на встречу с Юлей после предварительного короткого разговора.
В воздухе над домами зависло огромное количество птиц. Они летят как-то странно, ломаным курсом, и несколько их групп никак не могут договориться между собой, и после нескольких попыток они создают нечто подобное созвездию Ящерицы и в таком порядке продолжают свой путь.
I can’t just remember anymore, where I used to be…
Лучше объединиться так, неровно, бестолково, криво, чем отбиться от построения и думать, что же будет дальше. Я знаю. Я это уже проверил. Остается только донести это до Юли. Объяснить ей, что худой мир лучше доброй войны.
I never meant to let you go this way…
Странная песня. Словно бы она не ко времени, не к месту, хотя эта фраза – она повторяется, и что-то во мне говорит в ответ, что еще не время бить тревогу, но уже пора собирать камни и уклоняться от объятий. Мне кажется, что я еще не услышал эту песню по-настоящему, что когда-то она еще сыграет в нужный момент, но я не уверен, когда.
И вот – я вижу ее. И не узнаю. У нее странная прическа – короткая, до плеч и какая-то кукольная. И цвет – не ее. То есть, это нормально для женщины красить волосы, но этот оттенок ей явно не идет. Слишком светлый. Она слишком худая, и на ней явно больше макияжа, чем следовало бы. Внутри меня все вздрагивает. Что-то тут нечисто.
– Ну, привет, – в этот раз мне еще более неудобно, чем тогда, на выставке, но решительности у меня хватает также.
– Привет. Узнал меня?
– Да, конечно.
– Есть время?
– Не очень, – пора проявлять жесткость, чтобы вынудить ее сказать все быстро и без компромиссов. – Тебе нужна помощь?
– Нет.
– Ну, так…
Юля
…чего ты хочешь?
После этих его слов мне больше ничего не хочется говорить. Он должен так себя вести, это безусловно. Он должен оттолкнуть меня для моего же блага, и все в таком духе. После всех грязных инсинуаций Сони я это понимаю. Но сейчас я не могу списывать со счетов все подряд. То ли потому, что я несу ему ценный груз, то ли потому, что обезболивающее подкачало, и у меня жуткие боли, от которых уже мутит и темнеет в глазах. В любом случае, болтать он не настроен. Ну, и черт с тобой, золотая рыбка.
Он с недоумением смотрит на протянутый мною конверт, но я продолжаю его держать, и я думаю, что он должен понять, что просто так в этом мире ничего не происходит, и он…
Саша
…беру конверт из ее дрожащей белесой руки, но я должен быть уверен в себе внешне и спокоен, как никогда. Все, что происходит внутри меня, не имеет никакого значения…
Боже, ну объясни ты мне, что там! Пожалуйста! И только не уходи!
…и так должно быть ровно до момента, когда она уйдет. Мне необходимо решить этот вопрос, и решить окончательно, как бы ни было больно ей, и что бы она ни говорила. Все решается проще простого – как только конверт переходит ко мне, она разворачивается и уходит в свою машину через пешеходный переход, на котором как раз догорает мигающий зеленый.
Подожди, постой! Как так?
Я сомневаюсь – не окликнуть ли ее, но ведь, по сути, мое желание сбылось, и все прошло, как по маслу. Теперь я могу расслабиться, да? Вот только в волшебное исполнение желаний я не верю. Начинает идти снег, и мне лучше вернуться в машину. Торопиться вскрывать конверт я не хочу, и интереса к его, возможно, безрадостному содержимому нет.
Если ее не встречать, то и не думаешь о том, что кроме нее никогда никого не любил, правда?
Заткните мое второе «я» – поговорите с ним, хорошо? Да-да, вы – поговорите с ним. Иначе я свихнусь с концами. Стройная фигурка Юли исчезает в «ситроене», и вот ни ее, ни машины уже нет, а я все продолжаю смотреть в ту же сторону, но понимаю, что застоялся на тротуаре, и мне пора ехать. В воздухе носятся бешеные снежинки, и я стряхиваю их с себя и с конверта и сажусь в машину.
В конверте – несколько копий каких-то документов, снимок УЗИ и два листка с распечатанным на них текстом.
«Сразу прошу у тебя прощения за все это. Не держи на меня зла и просто пойми, насколько труднее было бы мне дойти до края и унести все в себе. Многое из этого не расскажет тебе никто, кроме меня, а потому…»
Уберите ваши чертовы носы отсюда! Вас это не касается. Дайте спокойно прочитать.
После прочтения первой страницы я пробегаю взглядом по копиям документов, по снимку УЗИ…
УЗИ брюшной полости с помеченным положением плода…
…лимфогранулематоз…
…может, месяц, может – пару недель…
Швырнув все эти бумаги на соседнее сиденье, я включаю зажигание и с визгом уношусь в ту сторону, куда уехал «ситроен». Вот только куда двигаться дальше?
Думай, думай, ну же!
Если она живет там же… Черт, а какой же у не был адрес после переезда?
Может, догоню?
Точно, вспомнил! И я знаю, как отсюда доехать, вот только…
Чертова пробка на светофоре. И в этой пробке, выскочив из машины, я не вижу ни одного «ситроена», поэтому запрыгиваю обратно и, объехав по встречке, выскакиваю на красный светофор уже по своей полосе, мельком оглядываясь по сторонам и вызывая бурю недовольства со всех сторон.
Твою мать! Ну, почему?
Конечно же, мой маневр попадает ровно под патрульную машину ДПС. Сзади мигают разноцветные огни, и голос по рации недвусмысленно предлагает остановиться, но я встаю не сразу а чуть подальше, где поменьше народа. Потому что знаю, как все закончится.
– Ну, что же вы так, уважаемый? – невнятно представившись, изображает дружелюбие патрульный.
– А в чем дело? – делаю вид, что не понимаю, о чем речь и складываю в единую стопку бумажки из конверта.
– На красный – как на зеленый. Часто так катаетесь?
– Нет, – я вздыхаю и вынимаю ключ из замка. – Обсудим это?
– А как же. Давайте документы. И к нам.
Я знаю, что в чужой машине они не возьмут. Много умных развелось с регистраторами – такую формулировку я слышал недавно. Подхожу к патрульной «четырке» и шумно заваливаюсь на заднее сиденье.
– Ну, так что – первый раз или второй? – уточняет второй полицейский и добавляет. – За год. А то второй раз – лишение.
– Первый. За жизнь, – с усмешкой отвечаю.
– А если проверим? Видеофиксация тоже считается.
– Сколько? – мое терпение начинает трещать по швам, потому что я знаю наперед, чем закончится разговор.
– Ну, – первый ДПСник – лейтенант, как я теперь вижу, – почесывает голову, – это три.
Я заглядываю в кошелек, но вижу там только снятую перед поездкой пачку пятитысячных купюр. Вкладываю одну из них в страховку и предлагаю первому полицейскому проверить, все ли в порядке с ОСАГО. Традиции продажности. Since 988.
– Ну, вроде в порядке. А ты трезвый? – с подозрением интересуется проверивший страховку лейтенант.
– А есть сомнения?
– Да нет. Вообще никаких, – пожимает он плечами.
– Деньги есть – катайся пьяным, – смеется его сидящий за рулем коллега.
– Я свободен?
– Словно птица в небесах. Не нарушай больше, – лейтенант отдает мне права и документы на машину.
Догонять мне уже некого, телефон Юли выключен, и я решаю прочитать отпечатанное на втором листке. И тут я, наконец, нахожу Леху, причем…
Юля
…потому что самое главное – он должен узнать, что я никогда ничего не имела на стороне, что даже те подозрения, которые он потом прикрыл порожденным разрывом временным безразличием, были беспочвенными. Что Леша забрал меня после той сцены, когда мне пришлось взять почти все вещи в две сумки и уйти из квартиры, потому что там уже поселилась Соня. Родственников у меня в Питере не было вообще – были только дома, да и те через год умерли, – и я переехала к Леше. Он обещал по моей просьбе никогда не рассказывать Саше об этом, но был в курсе всего и видел его каждый день, и я уверена, что это давалось ему нелегко, если учесть его обычную прямолинейность.