По пути от водопада к водопаду юноши любуются голубыми, туманными озерами, с которых с шумом и плеском тяжело поднимаются крупные, жирные утки. Вокруг озер, между замшелыми серо-зелеными валунами обильно цветет розовый пахучий шиповник. Стоят теплые, солнечные дни июня, и даже северная природа расцветает под скудными лучами полярного солнца. В некоторых местах виднеются лесные гари еще не заросших молодняком, вокруг деревья побиты и хранят следа артиллерийских обстрелов. Как потом объяснили местные жители, то были следы войны с белофиннами двадцатых годов.
Компания сравнительно близко подходит к границе с Финляндией, и в одной приграничной деревне, как к ученым-путешественникам из самого Ленинграда, к ним обратился молодой карел. Он попросил написать от его имени заявление и направить его в одно из центральных учреждений Карельской ССР в Петрозаводске. Жалобщик объяснил, что местные власти ущемляют его хозяйство и не дают покоса для коровы. Хоть продавай кормилицу-корову! А ведь он является верным помощником советской власти, работает тайным сотрудником НКВД и ловит перебежчиков через границу. Вот и в эту белую ночь команда дежурила в засаде, да нарушитель не появился.
Перебежчики из местных жителей частенько доставляют своим семьям из-за кордона продукты питания, одежду, с которыми здесь стало очень трудно. Ведь там, за границей, как рассказывают, лесорубы зимой получают, кроме зарплаты, целый фунт масла в день. А здесь и коровенку держать не дают!
Молодые люди с удивлением слушают откровения агента и обещают помочь. Они сочиняют прошение и подписываются – «ленинградские трудящиеся». Глядя на взволнованное лицо низкорослого, вертлявого и конопатого просителя, Щеголев думает: видно знают твои односельчане, что ты за птица, можешь любого из них продать и выдать и за полфунта масла. Оттого и ненавидят тебя в селе, отказывая в самом необходимом, желая, чтобы сдох ты поскорее и не гадил близким людям.
На обратном пути от конечной точки путешествия – водопада Порпорог, юноши нанимают подводу, которая доставляет их на ближайшую станцию железной дороги. Проселок петляет по лесу, колеса на удивление ветхой, грязной и неблагоустроенной телеги мучительно подпрыгивают на корнях и камнях, усеивающих дорогу, так что пассажиры вынуждены идти пешком.
На станции выясняется, что до поезда остается целая ночь, и путники располагаются на лавках. Бока ломит от твердых досок, кругом же по-карельски мусорно и неуютно. В середине ночи раздается шум, крики, топот, стук прикладов. Кто-то сдвигает макинтош, которым накрылся Щеголев. Проверка документов. На сердце становится необъяснимо тревожно. Удивительная вездесущесть органов ГПУ – здесь, в казалось бы глухих местах, что делать врагам советской власти? Но нет, они, враги, наверное, не менее вездесущи, чем их преследователи! Всех ожидающих поезда отправляют в каталажку – и то дело – там светло и тепло. Утром выясняется, что искали беглеца из лагеря. Конечно, наивно было думать, что беглец будет спокойно похрапывать на людной станции, но власть напоминает: от меня не уйдешь! Проверив у ленинградских краеведов документы, их неохотно отпускают, бубня вслед что-то нерадостное.
Еще темно, но постепенно бледные звезды начинают гаснуть, и на востоке заалела слабая заря. Станция оживилась, по углам закопошились бабы с мешками и узлами. Вскоре за лесом, разбудив окрестное эхо, раздался гудок паровоза, застучали колеса, и прямо из елок вынырнул поезд. Путешественники садятся в допотопные вагоны, имея билеты до Петрозаводска. Дальше здесь никто не ездит и других билетов не бывает. Во время краткой остановки в столице Карелии надо во что бы то ни стало получить билеты до Ленинграда. Но местные пассажиры сообщают, что такой маневр осуществить не легко, у кассы дежурит толпа жаждущих иметь такие же билеты.
Поезд не спеша движется меж двух стен темных елей, редко-редко мелькнет серенькая деревушка под серыми же драночными крышами, осветит зеленоватым светом хлебное поле или луг, сверкнет синее озерцо. Ленинградцы, посматривая в окошко, тем временем составляют план атаки на транзитную кассу в Петрозаводске.
Вот, наконец, поезд затормозил у столичного перрона. По жребию за билетами отправляются Фихтенгольц с товарищем, а Щеголев остается караулить вещи. Владислав отгоняет настырных мешочников, едущих до ближайший станции, и с волнением ожидает возвращения гонцов – вдруг они не получат билетов?! Вот уже брякнул второй звонок, а ходоков все нет.
Что делать, выгружаться с вещами или ехать зайцем? В последнюю минуту товарищи возвращаются радостные и сообщают, что получили билеты с черного хода, а перед кассой остались бушевать толпа менее ловких транзитников. Таковы столичные петрозаводские порядки.
Когда вагоны уже застучали на выходных стрелках, Щеголева вдруг осенило:
– А заявление, заявление-то карела о покосе отправили? Забыли наверно в суматохе…
Фихтенгольц, как будто вспомнив, хлопает себя по лбу.
– Ах, мать честная! Вот оказия.
Потом, выдержав паузу и ухмыльнувшись, бросает:
– Отправили. С молоком будет карел.
Все располагаются на своих местах и поезд, выбираясь из неказистых пригородов, берет направление на Ленинград. Владик лежит на верхней полке, под голову, к горячей трубе отопления, он положил большую банку компота из черешни, купленную в одном из местных сел. Он не сообразил, что консервы и тепло являются антагонистами. И действительно, по приезде, в Петергофе, когда он начал открывать банку, из нее ударила струя пены и забродившие черешни разукрасили белоснежные стены дачи.
Через некоторое время Фихтенгольц раздал товарищам по путешествию фотоснимки карельских пейзажей, деревень и северных старожилов, но изображения оказались скверными, так как, при зарядке кассет в неудобных условиях почти все негативы были засвечены. На этот раз научного отчета, да и просто документальных воспоминаний, не осталось…
Лето кончается, осень вступает в свои права. В химическом училище возобновляются занятия. Щеголев успешно овладевает химией, и переводится с семестра на семестр без экзаменов по основному предмету. Вскоре его выпускают на завод Химгаз аппаратчиком и лаборантом со специализацией по крекинг-процессу.
Но успехи в химии не означают, что выпускник полюбил эту науку, завод и модный крекинг. Тогда этот процесс только заимствовался в Америке, куда ездил главный инженер Химгаза набираться опыта.
Щеголев получает под свое командование опытную установку, на которой он стал выгонять химический продукт весьма летучий и капризный. Работа на установке сносная, но иногда бывает нужно готовить концентрированный раствор едкой щелочи или дежурить на хлорной станции. На воздухе едкий натр быстро мокнет, делается скользким, от него во все стороны летят жгучие брызги, мгновенно выжигающие на коже болезненную рану.
Бригадир Щеголев и его подручные работают в толстых, но уже дырявых шерстяных костюмах, в резиновых сапогах и перчатках, надев защитные очки и шапки. Отбитые куски натра берутся в руки и швыряются в бак, где они растворяются «острым» паром. При этом необходимо избежать всплесков горячего концентрированного раствора, разлетающегося вокруг на три метра и прожигающего насквозь все вокруг. Щеголев каким-то чудом избежал травм, но другие исполнители таких цирковых номеров не были столь удачливы. Иной раз опытная установка простаивает ввиду нехватки рабочих и тогда молодого бригадира назначают дежурить на хлорной станции. Чертыхаясь, он отправляется на ненавистное рабочее место.