От этого передвижения те, что находились в хвосте, теперь оказались во главе колонны, а музыканты и певцы, которые раньше шли впереди, очутились позади всех; это обстоятельство ничуть не помешало им петь и играть гимн в честь Сатурна, а тысячеголосый хор подхватывал припев каждой строфы:
- Io, bona Saturnalia!
Толпа все возрастала, в нее вливались все встречавшиеся по дороге; вскоре шествие достигло открытого места, где возвышалось здание третьей из тридцати курий, на которые делился город, - курия Карин, и толпа растеклась во все стороны, словно бурный поток; она доставила немалое беспокойство тем, кто пришел сюда раньше и уже сидел за столом в наскоро сделанных триклиниях: там всецело были заняты поглощением всевозможных яств и возлияниями, без конца шутили, неистово кричали и хохотали над разными забавными сценками.
Сначала на площади возник беспорядок, слышался смутный гул проклятий, угрозы и брань; но среди этих пререканий раздавались и примиряющие возгласы, увещания, призывы к спокойствию, наконец распространился слух, что здесь, на площади, какой-то фокусник собирается дать представление; все обрадовались, вновь началась давка, зрители проталкивались в первый ряд круга, образовавшегося на середине площади. Любопытные становились на цыпочки, взбирались на скамьи, на столы, на ступеньки, влезали на железные решетки, защищавшие окна в нижних этажах соседних домов. Вскоре наступила полная тишина, все замерли в напряженном ожидании, устремив глаза на Арторикса, который уже готовился к представлению.
Фокусник постоял несколько минут в раздумье, разложив на земле различные предметы своего реквизита, потом подошел к одному из зрителей и, дав ему шарик из слоновой кости, сказал:
- Пусти его вкруговую.
Затем он дал еще один шарик подвыпившему рабу, который стоял в первом ряду круга; лицо его раскраснелось и расплылось в улыбке, у него был вид счастливого человека, ожидающего еще больших радостей. Фокусник сказал ему:
- Пусти шарик по рукам.
Потом молодой галл вышел на середину освобожденного для него пространства и кликнул свою собаку; большой эпирский пес черной масти с белыми подпалинами сидел на задних лапах, устремив на хозяина умные глаза.
- Эндимион!
Собака вскочила, завиляла хвостом и. пристально посмотрела на фокусника, как будто хотела сказать, что готова исполнить все его приказания.
- Ступай и сейчас же найди белый шарик!..
Собака тотчас побежала в ту сторону, где стоявшая в кругу публика передавала друг другу из рук в руки белый шарик.
- Нет, ищи красный, - сказал Арторикс.
Эндимион быстро повернул в ту сторону, где стоял раб, который держал красный шарик, успевший уже побывать в тридцати руках; собака хотела проскользнуть под ногами зрителей и подбежать к тому, у кого в эту минуту находился красный шарик, как вдруг Арторикс крикнул так, словно скомандовал манипулу солдат:
- Стой!
Собака остановилась как вкопанная. Затем, обратившись к толпе, фокусник сказал:
- Те, к кому попали в эту минуту шарики, пусть оставят их у себя и не передают дальше: моя собака подойдет и заберет их.
В толпе пробежал шепот не то любопытства, не то недоверия, и снова настала тишина. Тысячи глаз внимательно следили за собакой.
Арторикс, скрестив на груди руки, приказал:
- Найди и принеси мне белый шарик.
Эндимион постоял с минуту, подняв кверху морду, и затем решительно направился к одному определенному месту, быстро пролез под ногами зрителей, подошел к тому, кто спрятал белый шарик, и, положив обе лапы ему на грудь, как будто просил своими умными, выразительными глазами отдать ему шарик.
Тот достал из-под тоги спрятанный там белый шарик; судя по пурпуровой полосе, окаймлявшей тунику, этот зритель был патриций; он протянул шарик, собака осторожно взяла его в пасть и помчалась к хозяину.
Раздались шумные возгласы одобрения, а затем оглушительные крики и рукоплескания, когда собака так же проворно нашла обладателя красного шарика.
Тогда Арторикс раздвинул принесенную им с собою лесенку, состоявшую из двух частей, вверху соединенных между собой, и укрепил ее на земле. Потом он привязал конец веревки, на которую надел три железных обруча, к верхней ступеньке одной из половинок лестницы, взял в руку другой конец и, отойдя на некоторое расстояние, натянул веревку на высоте четырех футов от земли. Поставив на веревку свою обезьянку, сидевшую у него на плече, он сказал ей;
- Психея, покажи всем этим славным сынам Квирина свою ловкость и уменье!
Обезьянка, став на задние лапки, довольно ловко пошла по веревке, а в это время Арторикс крикнул собаке, не спускавшей с него глаз:
- А ты, Эндимион, покажи-ка именитым гражданам города Марса, как ты умеешь взбираться на лестницу.
Пока обезьянка шла по канату, собака под аплодисменты толпы с немалым трудом и напряжением взбиралась со ступеньки на ступеньку; сначала хлопали довольно жидко, но когда обезьянка дошла до первого железного обруча, забралась внутрь этого обруча, и, сделав в нем несколько оборотов, снова поднялась на веревку, добралась до второго обруча и проделала в нем сальто-мортале, раздались бурные, единодушные рукоплескания.
Собака тем временем взобралась на верхушку лестницы. Тогда Арторикс, покачав головой, жалостливо сказал:
- Что ж ты теперь будешь делать, бедный Эндимион? Как ты отсюда спустишься?
Собака смотрела на хозяина, помахивая хвостом.
- Влезть-то ты влез сюда, хотя и с немалым трудом, а вот как ты спустишься, не знаю! - крикнул ему Арторикс, в то время как обезьянка кружилась в третьем и последнем обруче.
Собака по-прежнему помахивала хвостом, глядя на хозяина.
- Как же ты выйдешь из затруднительного положения? - опять спросил Арторикс Эндимиона.
Собака одним прыжком очутилась на земле и, с победоносным видом оглядев зрителей, уселась на задние лапы.
Толпа встретила долгими единодушными рукоплесканиями прыжок догадливого Эндимиона, придумавшего такой остроумный способ разрешения трудной проблемы, предложенной ему фокусником; а в это время обезьяна, дойдя до самой верхней ступеньки лестницы, уселась там на задние лапы, также стяжав одобрение зрителей.
- Дай мне твою шапку, - сказал Арториксу вышедший из толпы всадник. - Я устрою сбор, если не для тебя, то хотя бы для твоих чудесных животных.
Арторикс снял шапку и передал ее всаднику; тот первым бросил в нее сестерций и отправился по кругу собирать деньги; в шапку фокусника полетели ассы, семиссы и терунции.
Тем временем фокусник вытащил из-под туники два маленьких игральных кубика из слоновой кости, кружку и сказал, обращаясь к своим артистам:
- А теперь, Психея и Эндимион, сыграйте партию в кости. Покажите благородным и щедрым зрителям, кому из вас везет и кто умеет жульничать.
Под громкий смех столпившихся вокруг зевак собака и обезьяна, усевшись друг против друга, начали играть. Эндимион бросил кости первым, ударил лапой по кружке, поставленной перед ним хозяином, и перевернул ее так, что кости рассыпались и покатились очень далеко, к ногам некоторых зрителей: все заинтересовались необыкновенной партией и, наклонясь, старались рассмотреть число очков, полученных Эндимионом. Многие, хлопая в ладоши, кричали:
- "Венера"!.. "Венера"!.. Молодец Эндимион!
Собака весело помахивала хвостом, как будто понимала, что сделала удачный бросок.
Арторикс собрал кости, снова положил их в кружку и подал обезьянке.
Психея взяла кружку в свои лапки и, с бесконечными ужимками и гримасами, вызвавшими общий восторг и веселье, встряхнула кружку и бросила кости на землю.
- "Венера"!.. "Венера"!.. И у нее "Венера"! - кричали в толпе. - Да здравствует Психея! Молодчина Психея!
Обезьянка вскочила на задние лапки и принялась посылать публике в знак благодарности воздушные поцелуи, под бурные аплодисменты и хохот толпы.
Римский всадник, который делал сбор в пользу фокусника, подошел к нему и подал ему шапку, наполненную мелкими монетами; Арторикс поблагодарил за благосклонное внимание и пересыпал деньги в кожаный мешочек, висевший у него на поясе.
Галл уже собирался было заставить своих игроков еще раз бросить кости, как вдруг внимание толпы отвлекли громкие крики, раздававшиеся со стороны длинной улицы, которая начиналась от Капенской улицы, у Большого цирка, затем огибала Палатин и, пересекая две курии - Салиев и Цереры, - выходила на площадь, где стояла курия Карин и где Арторикс, окруженный зрителями, давал представление.
Внимание толпы, любовавшейся фокусами собаки и обезьяны, было отвлечено громкими криками и шумом: на площади показались мимы и шуты, причудливо загримированные или же в необыкновенных, гротескных масках; они прыгали и плясали под аккомпанемент флейт и кифар, а за ними валила огромная толпа; все двигались в направлении Каринской курии.
Зеваки, окружавшие Арторикса, бросились навстречу новому развлечению; музыканты, которых Арторикс встретил на улице Карин, налегли на свои инструменты, и вновь раздался оглушительный хор голосов, славивших Сатурна. Галл ненадолго остался один. Он сложил лесенку, собрал все свои принадлежности для фокусов, посадил обезьянку на плечо и вошел в трактир, неподалеку от здания курии, чтобы отделаться от назойливой толпы зрителей; он заказал в трактире чашу цекубского и залпом выпил ее. Как он рассчитывал, так и вышло: вскоре площадь снова оказалась заполненной двумя толпами, слившимися в одну, и мимы, взобравшись на ступеньки курии, начали представление - забавную, смешную и непристойную пантомиму, фарс самого низкого пошиба, вызывавший взрывы бесстыдного хохота и одобрительные крики толпы, наводнившей площадь.