Особняком от воинских союзов держались казаки. В начале 1920-х гг. в Германии существовала казачья станица в местечке Лихтенхорст. В нее входило около 1500 казаков, проживавших в бывшем лагере военнопленных, расположенном на территории частных торфяных владений некоего немца Каера[50]. Последний сговорился с представителем казаков полковником П. В. Карташевым и несколько лет, со слов казаков, эксплуатировал их. В лагере под редакцией Карташова выпускался журнал «Казачий сборник», на страницах которого редакция призывала к верности великому князю Николаю Николаевичу и генералу П. Н. Краснову. Рассказ о якобы имевших место мытарствах казаков был позже опубликован в журнале «Вольное казачество», свое повествование автор закончил словами, что большая часть казаков «прокляла свое пребывание в Германии»[51].
В середине 1920-х гг. в Германии еще располагалась казачья группа в Майнце, входившая в состав Казачьего союза, а также Берлинская станица.
Большие сложности имелись с определением правового статуса российских эмигрантов в Германии. Летом 1922 г. Министерство иностранных дел Германии подтвердило своими циркулярами, что белоэмигранты имеют статус лиц без гражданства – апатридов. При этом удостоверения личности, выданные Организацией по защите интересов русских беженцев в Германии, считались германскими учреждениями документами, подходящими для установления личности и беженского состояния владельца. 27 сентября 1923 г. эта ситуация изменилась в лучшую сторону – российским эмигрантам было разрешено выдавать нансеновские паспорта.
Выдача нансеновских паспортов вызвала у эмигрантов далеко не однозначную реакцию: от полного неприятия до полного восторга. При этом встал вопрос, кого же считать русскими эмигрантами (читай – беженцами) и кому выдавать нансеновские паспорта. Русские правоведы из берлинского отделения Комитета съездов русских юристов предложили следующие критерии для определения эмигранта и получения паспорта: «Беженцами признаются русские граждане, которые могут установить, что причиною оставления ими России или причиною невозможности в нее вернуться является гонение советской власти, или опасность, или отсутствие серьезных гарантий при возвращении для жизни, свободы и имущества. «Русскими беженцами» признаются те русские граждане, которые в момент оставления родины были подданными бывшей Российской империи и которые не оптировали потом подданства какого-либо другого государства»[52]. Между тем командование Русской армии выступало категорически против принятия военнослужащими гражданства страны проживания: «… принятие нашими чинами иностранного гражданства является совершенно недопустимым и угрожающим интересам нашего общего дела»[53].
Тем временем в Германии начался новый виток экономического кризиса и безработицы, отчего страдали не только эмигранты, но и немцы. Отсутствие работы заставляло эмигрантов покидать Германию и отправляться преимущественно во Францию. В соответствии с требованием командования чинам союзов было необходимо сниматься с регистрации в канцелярии, но при этом они могли оставаться в составе своего союза даже после переезда в другую страну. В своем дневнике А. А. фон Лампе так описал эту ситуацию: «Из Германии офицерство бежит стихийно, [причины] – и политическое положение, и отсутствие заработка, в то время как во Франции можно не только заработать физическим трудом прожиточный минимум, но и приодеться. И политическое бесправие русских в Германии, и все права во Франции – все это гонит привычное к передвижениям офицерство на новое место! С января, начав с 14 в месяц, уехало до 700 человек! При таком темпе в Германии остается только моя миссия…»[54]
Территориально в 1920–1930 гг. численность эмиграции в европейских странах определялась следующим образом:
Таблица 3
Распределение неассимилированных русских беженцев по географическим зонам[55]
Большевики, представляя масштабы эмиграции и зная о значительном количестве потенциальных возвращенцев, вынашивали планы частичной амнистии для рядовых участников белой борьбы, исключая генералов и офицеров, что было отражено в протоколе заседания Политбюро ЦК РКП(б) от 24 сентября 1921 г. Следующим шагом стало постановление Всероссийского центрального исполнительного комитета «Объявить полную амнистию лицам, участвовавшим в военных организациях Колчака, Деникина, Врангеля, Савинкова, Петлюры, Булак-Балаховича, Перемыкина[56] и Юденича, в качестве рядовых солдат путем обмана или насильно втянутых в борьбу против советской власти»[57].
Количество возвращенцев было не велико. По самым оптимистичным подсчетам в Советскую Россию к 1931 г. вернулось 181 432 эмигранта, причем из них 121 843 человека – в 1921 г.[58] Сколько из них было военнослужащих – неизвестно, но офицеров среди них было, по мнению С. В. Волкова, не более 3000 человек. Причем большинство из них имело левые (обычно проэсеровские) взгляды.
Нередко возвращенцы отправлялись домой в одном эшелоне с репатриируемыми военнопленными Русской императорской армии. Так, к примеру, 29 марта 1922 г. с эшелоном военнопленных из Германии домой отправились 19 «амнистированных белых»[59].
В мае 1922 г. из Тухоля (Польша) было отправлено 1350 амнистированных[60].
На территории Чехословакии для потенциальных возвращенцев был организован особый лагерь в м. Немецке Яблоне, поблизости от немецкой границы. Ранее в лагере содержались военнопленные Русской императорской армии, украинские формирования. Затем он был передан миссии Советской России и в нем стали собираться репатрианты. Советская миссия создала для репатриантов образцовые условия, ежедневно выдавалось питание – 600 г хлеба, 2 раза в день кофе, обед из 2 блюд и ужин. При лагере существовали портняжная и сапожная мастерские, хор песенников, школа для безграмотных, читальня, магазин. 9 сентября 1922 г. из лагеря в Советскую Россию был отправлен второй эшелон с 650 репатриантами[61].
Первый морской транспорт с репатриантами из Франции отправился 19 июня 1923 г. из Марселя. На нем выехало 587 человек, из них 497 солдат Русского экспедиционного корпуса и бывших русских военнопленных из Германии, 33 солдата белых армий, 45 женщин (жен солдат), 26 детей и несколько других подростков[62].
19 марта 1922 г. на станции Раковска (Болгария) был организован Союз возвращения на Родину. Уже 21 июня союз обратился с воззванием к солдатам и офицерам белой армии с призывом возвращаться в Советскую Россию. Наиболее подвержены такой пропаганде оказались казаки, хотя вскоре союз представил список из 36 генералов и офицеров, желающих вернуться[63]. 4 февраля 1923 г. генерал-лейтенант А. С. Секретев и генерал-майоры Ю. К. Гравицкий, И. В. Клочков, Е. И. Зеленин и несколько полковников из этого списка подписали обращение, в котором признали РСФСР и призвали своих боевых соратников к возвращению в страну. Все это привело к распоряжению начальника штаба Русской армии генерала Миллера о необходимости учитывать членов Союза возвращения на Родину и принимать в отношении них «решительные меры».
Глава 2. От армии беженцев к Русскому Обще-Воинскому Союзу
1923–1924 гг.
Армия в изгнании. Работает на шахте солдат, копает землю казак, бьет щебень израненный офицер. Голодно. Холодно. Кругом безучастие или клевета и злоба…
Но Армия жива. Она продолжает творить свой подвиг. В ее сердце образ измученной Родины.
Генерал П. Н. Врангель