Насколько можно судить, изображение чаще всего представляет собой портрет тупого властолюбца, который в данный момент стоит у руля.
Дессу решил, что это будет незабываемое зрелище, но он вознамерился пойти дальше и сделать изображение подвижным.
Руководители его технических служб, которые в тот день катались с нами на лыжах, тоже загорелись этой идеей и принялись обсуждать возможности ее реализации. Вроде бы все сошлись на том, что исполнителей придется вербовать в странах третьего мира, а еще лучше нанять армейскую дивизию. Изображение можно варьировать при помощи пенопластовых кубов с гранями разных цветов и оттенков, а размер их рассчитать таким образом, чтобы сидящие рядом участники не зашибли друг друга, хотя добиться цветонасыщенности будет трудновато, разве что сделать кубы с подсветкой изнутри, но тогда они станут о-го-го какими увесистыми. Вот только управлять этой оравой – с ума сойдешь: надо будет каждого придурка рассматривать как отдельный пиксель, а много ли комбинаций такой сумеет запомнить? Потребуется какое-то сигнальное устройство. Серьезное программное обеспечение, так сказать.
Я предложила назвать эту систему ЖКД, то есть «жутко-кретинический дисплей», или, если угодно, СИД, «свето-идиот». Все страшно развеселились – и понеслось. Как обеспечить бесперебойное питание? Можно ли использовать растратчиков? А не задействовать ли дам(п) экрана?
Пока инженеры сыпали электронными каламбурами, Дессу организовал еще одну дискуссию, чтобы установить, какие изображения будут наиболее эффектно смотреться на этом широчайшем из широких экранов. Вопрос решился в пользу ярких эпизодов спортивных состязаний.
Незаметно выскользнув из-за стола, я направилась в туалет и задержалась там дольше, чем требовалось, а потом вышла на улицу, где меня не могли увидеть новые знакомые, и проверила, как работает мой мобильник.
– Привет, Кейт. Ты где?
– Ой, извини, Стивен, я... я вообще-то не тебе хотела позвонить, – соврала я. – Нажала не на ту кнопку.
– Ничего страшного. У тебя все хорошо?
– Да, вполне. А у тебя?
– Все отлично.
– Ну ладно, еще раз прошу прощения.
– Да все нормально. Так где ты находишься?
– В каком-то городишке... Шеридан, что ли. В штате Вайоминг, если не ошибаюсь.
– Катаешься на лыжах с Дессу?
– Откуда ты знаешь?
– Мужская интуиция. Я тоже там бывал.
– А ты сам сейчас где?
– Да все здесь же, в Вашингтоне... И, кажется, добрался до места назначения. – Я услышала шум транспорта и его слова, обращенные к кому-то другому: «Да, хорошо». – Пора заканчивать. – Это уже было адресовано мне. – Будем прощаться, о'кей?
– О'кей.
– Голову береги.
– Ты тоже, – сказала я.
А про себя добавила: сердце не уберегла.
На другой день тот же самый «хьюи» доставил меня в Омаху (опять эти огромные оливково-зеленые наушники; вообще говоря, терпеть не могу «вертушки», будь они неладны, но провожу в них слишком много времени); потом «юнайтедовский» «боинг-757» до международного аэропорта в Лос-Анджелесе (сдобная булка на обед; вместо стюардессы – парень с сексапильной задницей; удалось вздремнуть); оттуда «браниффовский» «боинг-737» до Сан-Франциско (соседка – к счастью, неразговорчивая, но такая тучная, что не умещалась в кресле, да еще благоухала жареной картошкой).
Наконец взяла напрокат машину и поехала домой, в Вудсайд.
Там было, конечно, теплее, чем в Небраске, зато в доме – холод. Полила свои исстрадавшиеся кактусы, сделала пару звонков. После чего встретилась кое с кем из старых друзей в «Квадрусе» (ресторан в Менло-Парке, куда частенько захаживают ребята из Пало-Альто).