Колонист, между тем, еще присел, опять намазал масла на хлеб, присыпал зеленым сыром и сказал:
— А вы здешний? Зачем вы службу бросили? Вам уже скоро и генералом бы легко быть!
— Я тут тоже теперь кое-чем маклакую. Хутор устроиваю, землю купил, хлебопашество наймом веду. Ведь я тоже, повторяю вам, колонист, бродяга;
бросил старый скучный север.
— Ну, так будем же знакомы. Мы одного поля ягода! Ваша правда-с! Только станет ли у вас столько-с охоты и труда? У меня и свои корабли теперь
тут есть. Два года уже, как завел. Сам на своих судах и шерсть с своих овец прямо в Бельгию отправляю.
— Ах, как все это любопытно! Позвольте: у вас, значит, и свои конторы есть в азовских портах, в Бердянске, в Мариуполе, в Ростове?
— О нет! Это все я сам! — говорил колонист, чавкая и добродушно жуя хлеб с маслом.— Зачем нам конторы? Я поеду и отправлю хлеб или шерсть;
потом опять поеду и приму заграничный груз. А то и моя жена поедет. О, у меня жена добрая!
— Как, и она? ваша жена тоже коммерцией занимается?
— Да; вы не верите? вот зимой из Николаева она мне на санках сама привезла сундук с золотом; я хлеб туда поставлял. Так вот, запрягла
парочку, да с кучером, вот с этим самым Фрицем, моим племянником, и привезла. Зачем пересылать? Еще трата на почту...
Полковник посмотрел на Фрица: рыжий верзила тоже смеялся во весь рот, а колонист, как на товар, приглядывался на щегольской наряд красавца
полковника, на его перстни, пикейный сюртучок, лаковые полусапожки, узорные чулки, белую соломенную шляпу и первейшей моды венский фаэтончик.
Два давнишних противоположных полюса русских деловых людей, эти два лица сильно занимали друг друга.
— Вы отлично говорите по-русски,— сказал полковник,— давно ваша семья переселилась, или, так сказать, бежала из родной тесноты в Россию?
Извините, это меня сильно занимает; повторяю вам снова, я тоже ваш собрат, переселенец, а по нашим русским понятиям — беглец! Мы теперь тоже за
ум беремся, да уж не знаю, так ли? Что-то в нас много еще дворянского; может оттого, что мы беглые по воле, с паспортами.
— Мой дед, видите ли, переселился при графе Сперанском*, около сорока лет назад; мы пешком пришли сюда, с котомками, дед и отец мой несли
старые саксонские свои сапоги за плечами, а отец мой после него еще двадцать пять лет был у нашего же земляка Фейна простым пастухом. Я тоже в
юности-с долго был при стаде вашего Абазы. Земля, правду сказать, тут обетованная, не тронутая еще; многих еще она ждет. Раздолье, а не жизнь
тут всякому; ленив только русский человек! Эх, гляньте, какая дичь, какие пустыри: бурьян, вечная целина,— ни косы, ни плуга не знала. Люблю я
эти места: будто и бедные, а троньте эту землю — клад кладом.
* Сперанский М. М. (1772-1839) — русский государственный деятель, известный прог- рессивным для своего времени проектом государственных
реформ буржуазного характера.
Полковник спросил:
— Какой же секрет в том, что вы так скоро, так страшно разбогатели?
— Секрет? никакого секрета! Даже трудно сказать, как. Как? просто трудились сами, и все тут.
«Сами трудились! — подумал Панчуковский.— Врет, шельма, немец; должно быть, фальшивые ассигнации в землянках делали, да ловко и спускали!»
Просидели еще немного новые знакомцы. Степь молчала, вечерело. Не было слышно ни звука.