(Глинская уходит)
Теперь мои бояре, пир продолжим. Еще вина! Где музыка? Шуты?
Вино омоет ум, а песни – сердце, а смех прогонит духов темноты.
(Покои государыни. Глинская. Вельяминова. Девушки, стоящие на коленях и ткущие покрывало.)
Глинская.
Какой позор! Как раб презренный смеет шутить прилюдно.
Как постыден смех!
Я здесь чужая всем, и всем я ненавистна. Скажи, за что?
Вельяминова.
О, зависть, матушка, – грызет, грызет их всех …
Шута, однако, надо высечь.
Глинская.
Нет, не нужно.
Вельяминова.
Он заслужил… пусть кровь свою прольет.
Глинская.
Кровь?
Вельяминова.
Да.
И чтоб не понапрасну она лилась…
Царица-государыня, решайся. Быть может, Бог не хочет дать детей
Василию? А ведь тебя осудят – ждут лишь повод.
Поверь, уж келью вымыли для нас в монастыре.
Глинская.
Да, кровь шута… Она копейку стоит. Вот если б кровь бояр надменных.
Кровь… При этом слове – странною тревогой и сладостной
вдруг замирает сердце. Как перед бездной…
(входит В. И.)
В. И.
Что у тебя, любезная супруга, прошла печаль? Я вижу, ты свежа
и вновь цветешь. В глазах огонь играет, и ласки мужу обещает твоему.
Глинская.
Мой государь, в глазах моих не ласка, а гордость оскорбленная кипит -
твой жалкий раб посмел смеяться нынче – и выбрал он меня.
В. И.
Он всех кусает
Глинская.
Хочу, чтоб высекли его.
В. И.
Ради тебя, красавица княгиня, Велю ему плетей – раз тридцать – отпустить
Глинская.
Раз тридцать – мало
В. И.
Сколько же ты хочешь?
Глинская.
Хочу, чтобы секли до той поры пока из спальни
платком я не махну. И чтобы кровь шута мне на пол вылили,
а я б ее топтала.
В. И.
Что желаешь – будет… Как ты прекрасна!
Все оставьте нас!
(Каморка с заключенным шутом. Входит Грек.)
Грек.
Пришел я исповедь принять.
Шут.
Зачем же, отче? Секли меня не раз – я все живой.
Небось, и в этот раз водой окатят,
опохмелят, а к ночи – во дворец.
Мы, скоморохи, каемся прилюдно не за одних себя, честной отец.
Грек.
Как хочешь, за тебя молиться буду. Прощай, веселый шут…
(опочивальня великой княгини. Глинская, Шуйский, Оболенский)
Глинская.
Велите палачу, чтоб сек нещадно, чтоб у казненного кнут кожу испахал.
Шуйский.
Все, государыня исполню.
Глинская
Князь Василий,
пока платком я не махну, не прекращайте – палач устанет – есть другой палач.
Ты, князь Иван, останешься со мною – есть дело до тебя.
(Шуйскому)
А ты – ступай. (Шуйский уходит)
Скажи мне, князь, ты верен мне?
Оболенский.
Царица!
Велишь мне броситься в огонь – не дрогну я.
Глинская.
Хотя б огонь был адов?
Оболенский.
Что мне в этом?
Где ты – там рай, и там душа моя.
Глинская.
Супруг мой слишком стар для ласк полночных – он государством правит,
Я одна,
Одна, в слезах, в тоске – я увядаю. Не зная счастья, без ласок и любви.
Оболенский.
Мой светлый ангел-государыня, когда бы
я был твой муж! Ты б счет забыла дням, в которых хоть мгновенье тосковала!
Глинская.
Так будь же им. Сгорим мы вместе, князь.
(входит Вельяминова)
Вельяминова.
Вот кровь шута – скорей, моя княгиня! Пока кровь свежая…
(мажет лица Глинской и Оболенского кровью)
Глинская.
Довольно. Уходи.
(Вельяминова уходит)
Что медлишь, князь, бери свою супругу,
Ласкай без устали, как обещал ты мне -
и кровь шута войдет в меня, и семя мужа,
и воплотятся в сыне и царе.
(Библиотека государева. Грек.)
Грек.
Я тайну князю не открыл – угодно Богу,
Чтобы в Москве сын Глинской стал царем
Зачем – не ведаю, но все покажет время,
Решат же внуки – есть ли благо в том.
(входит Шуйский)
Шуйский.
Сегодня у народа праздник – сын наследник
родился, наконец, а ты, монах,
чего не весел?
Грек.
Видел я царей
Премногих. Так же ликовали, когда на трон всходил другой
и ждали дел.
Шуйский.
Да, славен царь делами – это правда
– от мальчика мы ждем великих дел,
Лишь бы не ввел, Господь, нас в искушение
и разум бы не отнял у людей.
Грек.
Да. искушения страшны, но наделяют
нас силою в терпении скорбей.
Что государь?
Шуйский.
Объявлена охота
в «Отрадном». Князь двух братьев пригласил и тьму бояр -
Весь двор московский будет.
Грек.
Оболенский князь тоже едет?
Шуйский.
Как без него – любимец государя.
Грек.
Послушай, князь Василий, мне, монаху, не подобает осуждать,
но этот князь, так высоко поднявшийся к престолу,
честолюбив и зол.
Шуйский.
Мы все не без того.
(палаты государевы. Великий князь. Оболенский. Бояре. Оболенский одевает В. И.)
В. И.
Поедем засветло. Охотники готовы?
Оболенский.
Готовы. Ждут тебя лишь, государь.
В.И.
Что наша верная супруга – почивает?
Оболенский.
Нет, встали. С князем маленьким они теперь гуляют
по Кремлю. С высокой башни
любуются державою твоей.
В.И.
И ихней тоже.
Дай-ка епанчу… Эй, князь, чего-то укололо
меня под локоть. Что там?
Оболенский.
Розы шип. Как он попал – не ведаю.
В.И.
Вчера княгиня, любя осыпала меня
Цветами – видно, завалился.
Что же – едем.
(Уходят все, кроме Оболенского. Входят Глинская, Вельяминова)
Глинская.
Ну что, мой князь?
Оболенский.
Как ты велела мне – я все исполнил.
Я уколол его – в награду – поцелуй.
Глинская.
Ах это. Скучно. Князь, без крови ласки пресны,
лишь власть над кровью плоть мою живит… И сердце заставляет биться сладко…
Тебе не терпится…
(целует князя)
Вкус крови, помнишь, князь?
Оболенский.
Да, помню.
Глинская.
Такой же вкус у власти – мутит он ум, нет сил бороться с ним.
Я – не борюсь, а падаю…
Но яд подействует? Наверно?
Вельяминова.
Да, госпожа моя. Тот яд сварил мудрец
из разных трав. Никто не заподозрит твой умысел.
Глинская.
Теперь, когда рожден наследник трона – мой сын,
должна я оградить
его от прихотей судьбы. Боярыня, ты помнишь -
отца супруга моего? Великий Иоанн
сперва всю власть хотел отдать любимцу-внуку
от сына старшего,
но после передумал, и отдал все Василию,
а внука, коронованного пышно, в темнице уморили…
И все произошло не без участия второй жены.
Ждать не хочу – вдруг государь другую
себе под старость выберет.
Другая, юная княгиня ему наследника родит, а нас бояре
подальше спрячут чахнуть.
Вельяминова.
Если б чахнуть.
Глинская.
Теперь не время совести. Престол
не терпит робких претендентов – только силой берется власть.
Не должен государь решать, кто будет править после него…
После него – мой сын. Я так решила… Как он?
Вельяминова.
Наш ангел спит, любовью окружен.
Глинская.
Пойдем к нему – мне надо успокоить
свои мечты. И совесть усыпить.
Ты, князь, иди, сопровождай охоту,
и береги супруга моего…
(покои государевы. Шуйский, Бояре.)
Шуйский.
Недуг внезапный – князь, охотясь, был весел, бодр.
И вдруг ослаб. И вот уж третьи сутки
из крохотной на сгибе локтя ранки тазами гной идет.