В 1622 году персидские и английские войска захватили у португальцев стратегически важный остров Ормуз, что практически остановило португальскую торговлю с Азией. Парадоксально, но от этого события больше всех выиграли не Англия или Персия, а именно Голландская Ост-Индская компания106, у которой больше не стало главного конкурента.
В своей книге «Dutch Ships in Tropical Waters» (Голландские корабли в тропических водах) Роберт Партезиус107 описывает, что в Азии корабли компании перед возвращением в Европу должны были собирать товар в нескольких разных и отдаленных местах, что было, очевидно, неэффективным. Прибыльная торговля требовала постоянного присутствия в регионе, куда товары могли стекаться для долгого хранения, и это могло способствовать улучшению торговых условий, выгодному ценообразованию и сохранению качества пряностей. Компания стремилась к полному контролю над рынком пряностей и устранению конкуренции со стороны других европейцев, что практически позволяло диктовать как закупочные цены на месте, так и цены продаж специй в Европе. Однако еще одной важнейшей целью голландцев была минимизация оттока денег из Голландии в Азию, так как еще со времен Рима и Венеции европейцам все еще было нечего предложить азиатам взамен их товаров. Голландцы решили финансировать свои операции через локальную торговлю в Азии, превратив свою Ост-Индскую компанию в первую в истории специализированную транснациональную торговую корпорацию.
В 1619 году компания основала свой постоянный торговый хаб в Батавии на острове Ява (современный город Джакарта, столица Индонезии), с постоянным присутствием флота и людского персонала, что позволило существенно улучшить и оптимизировать организацию торговли по всей Юго-Восточной Азии. В Батавии корабли могли быть отремонтированы, а персонал мог передохнуть. Один английский пленник в Батавии позднее писал, что компания здесь постоянно содержала около двухста кораблей и тридцати тысяч людей персонала108. Но важнее всего было то, что со временем сюда стекались товары самого лучшего качества со всей Азии, включая специи, золото, фарфор и драгоценные камни, и уже отсюда ежегодно в Амстердам уходил хорошо нагруженный и охраняемый флот. Именно такая организация, позволившая оптимизировать вопросы цены и качества, позволила Голландской Ост-Индской компании процветать почти двести лет на выгоднейшей торговле с Азией.
Почти монопольная торговля позволила стране постепенно саккумулировать огромный капитал, который, однако, не мог быть полностью абсорбирован внутренней небольшой экономикой без существенных технологических прорывов. И концентрация богатства стала постепенно превращать Голландию в торговую олигархию наподобие Венеции, только еще больше109. В результате огромного излишка инвестиционных денег, который снизил внутренние процентные ставки и стал увеличивать цены и заработную плату, голландский производственный сектор стал неконкурентоспособен на международном рынке110. Стало сильно увеличиваться потребление и, особенно, потребление товаров роскоши.
В то же время высокоразвитый голландский финансовый рынок стал очень привлекательным для финансовых спекуляций для финансистов со всей Европы и для местного населения. Один из таких самых известных случаев спекуляций – «тюльпаноманию» – хорошо описал известный американский экономист Джон Кеннет Гелбрэйт в своей книге «A Short History of Financial Euphoria» («Короткая история финансовой эйфории»):
То, что начиналось как просто престижное обладание тюльпановыми луковицами превратилось через постепенное повышение цен в дикую спекуляцию в 1636 году. В частности, конкурентный спрос на тюльпаны породил такую манию, что единичные экземпляры продавались за новые повозки и даже дома, иногда доходя до $25,000 и $50,000 за каждую луковицу. Спрос настолько повысился, что на Амстердамской фондовой бирже стал развиваться фьючерсный рынок на луковицы. Этот рынок, как и мечты многих спекулянтов, лопнул под тяжестью собственной абсурдности и впечатляющей жадности. Когда продавцы потребовали исполнения по своим контрактам суд не внял их доводам. Так как рынок был далек от производства реальных товаров или услуг, суд посчитал Тюльпаноманию чем-то немного более, чем обычной азартной одержимостью111.
Голландия стала «париковым» обществом. Целый сегмент населения страны стал жить на спекулятивные инвестиционные доходы и ничего не производил. Большая часть излишнего капитала позднее стала искать инвестиционные возможности за рубежом. Капитал начал перетекать из страны со зрелой экономикой и излишком богатства в страны, где такого капитала остро не хватало для развития. Экономист Ян де Врис оценил, что голландские иностранные инвестиции к 1800 году достигли около полутора миллиардов гульденов, что было вдвое больше ежегодного ВВП Голландии. В то время Соединенные Штаты Америки смогли привлечь от 10 до 20% своего долга во время Войны за Независимость именно из Голландии112.
Голландский успех развития финансового капитализма, в конце концов, перешел к Великобритании. Так как процветающая торговля порождает зависть, англичане одновременно и завидовали голландцам, и в то же время восхищались их развитой торговлей и финансовой системой. В результате, так называемой, «Славной Революции» 1688 года английская знать «пригласила» голландского статхаудера Вильгельма III Оранского, чтобы он воссел на британский престол. Чувствуя, что дни Амстердама как мировой финансовой столицы уже на исходе, финансовая элита Голландии, включая такие известные банкирские дома как Баринги и Хоупы, последовала за Вильгельмом III в Лондон. «Португальские евреи Амстердама, изгнанные в результате Инквизиции из Испании и Португалии, массово прибыли в Лондон, и среди них был Авраам Рикардо, отец экономиста Давида Рикардо. В течение нескольких коротких декад Лондонский Сити стал новой мировой финансовой столицей113».
Глава 3. Эпоха Промышленной Революции
Истоки могущества Британии
Географическое положение Англии с самого начала было довольно выигрышным. С одной стороны островное положение обеспечивало достаточную безопасность, с другой же позволяло развивать торговые коммуникации с континентальной Европой только морским путем. В XIV веке Лондон стал частью растущей торговой сети Ганзейского Союза, который растянулся от русского Новгорода на востоке, через Балтийские государства до Антверпена и Брюгге на западе. Ганзейская лига, главную роль в которой играли преимущественно немецкие города, достигла почти полной торговой монополии в регионе, доставляя английскую шерсть на восток, а с востока в Англию и Нижние страны зерно, древесину и меха.
Со временем, стремясь получить больше привилегий в северной торговле, Англия начала более агрессивную политику по вхождению на рынки Ганзы и продвижению своих торговых компаний: «Merchant Adventurers», «Muscovy Company» и «Eastland Company», используя свои преимущества в шерсти и кораблестроении114. Это привело к тому, что торговцы и их картели, вовлеченные в торговлю с Ганзой и продвигающие интересы Англии в такой конкуренции, в конце концов, стали доминировать в английском Парламенте и продвигать собственные интересы в формировании национальной торговой политики, вплоть до полной ее институционализации в Совете по Торговле115.