Такие термины, как «нарушение правил», «нонконформизм» и «ненормальность», можно применять к нарушителям, даже к опасным личностям. Один слушатель упомянул о Wells Fargo[11], работники которого открыли миллионы поддельных срочных и текущих счетов на имена реальных клиентов. Когда те обнаружили, что с них взимают какие-то непонятные комиссионные, выпускают на их имя кредитные и дебетовые карты и открывают кредиты, о которых они не просили, контролирующие органы взыскали с Wells Fargo $185 млн штрафа. Банк, в свою очередь, уволил более 5300 сотрудников.
Другой слушатель вспомнил Бернарда Мейдоффа – финансиста, убедившего тысячи инвесторов доверить ему свои сбережения. Творчески нарушив правила, Мейдофф умыкнул более $20 млрд через хедж-фонд по схеме знаменитого «пирамидостроителя» Понци. Сейчас он отбывает тюремное наказание сроком 150 лет за проведение одной из крупнейших махинаций в истории США.
Большинство наших решений обусловливается четко определенными механизмами с конкретными обязательствами и правами. Некоторые из этих механизмов относительно просты и понятны – как, например, подписание договора об аренде квартиры или найме няни. Другие сложнее – как, например, наши взаимоотношения с органами власти и корпорациями: такие отношения определяются правилами. Например, чтобы установить свою политику, организации используют инструкции, и они распространяются на все: от графика отпусков до правил поведения на рабочем месте. Обычно мы ожидаем, что люди будут подчиняться этим правилам и нормам. Но в Wells Fargo такого не случилось: сотрудники пренебрегли своим долгом действовать в интересах клиентов. И с Мейдоффом, создавшим, пожалуй, крупнейшую в мире финансовую пирамиду, такого тоже не случилось.
Также мы придерживаемся социальных норм – неписаных правил поведения в определенной культуре, обществе или социальной группе: с друзьями, коллегами, соотечественниками. Например, ожидаем, что слушатели вовремя придут в аудиторию и выполнят заданную работу. Ожидаем, что люди будут соблюдать тишину в библиотеках и носить подобающую одежду в общественных местах, не станут перебивать нас во время разговора. Веками социальные нормы обеспечивают порядок и предсказуемость в обществе, они играют решающую роль в развитии и сохранении культуры и сотрудничества между людьми. Уже в возрасте двух-трех лет дети знают правила, управляющие многими общественными отношениями[12]. Обычно мы усваиваем социальные нормы так прочно, что даже не рассматриваем возможности их нарушения: это было бы неприлично или неприятно. Такие нарушения обычно наказываются сплетнями, насмешками и оговорами – все это мощные исправительные меры, влияющие на наше поведение. В колониальной Америке человек, пойманный на нарушении социальных норм, таком как воровство или прелюбодеяние, приговаривался к колодкам или позорному столбу в центре города[13]. Заточение доставляло неудобство, но бремя позора и осознание того, что близкие люди узнают о твоих прегрешениях, было гораздо тяжелее.
Обществом, соблюдающим нормы, легко управлять. В армии новобранцев с первого дня учат немедленно и беспрекословно подчиняться приказам. Военнослужащие действующей армии США и запаса официально присягают подчиняться приказам своих офицеров. Тысячелетиями военачальники во всем мире добивались соблюдения строгой иерархии для поддержания порядка в тяжелых условиях боя.
Бонапарт руководил немного иначе. В 1793 году, когда он был двадцатичетырехлетним капитаном, ему доверили командование артиллерией во время осады Тулона. Этот город с крупным портом был в то время оккупирован антиреволюционными английскими войсками. Если бы французские революционеры не победили, они бы не смогли построить военный флот и бросить вызов британскому господству на море. А это уничтожило бы Великую французскую революцию.
Одна из батарей, расположенная на возвышенности, играла особенно важную роль в той битве. Но во время контратак она становилась и самой уязвимой, а потому самой опасной точкой. От своего начальства Бонапарт узнал, что ни один солдат не вызвался занять эту точку во время боя. Проходя по лагерю, Наполеон увидел печатный станок, и у него возникла идея. Он напечатал плакат «Батарея бесстрашных» и установил его возле батареи. Когда на следующее утро солдаты увидели плакат, они громко потребовали дать им возможность стрелять из этих орудий. Сам Бонапарт в том бою орудовал шомполом бок о бок со своими артиллеристами. Люди стояли у орудия день и ночь, и французы выиграли сражение, Бонапарт же прославился.
Для того чтобы нарушить правила, не обязательно быть маргиналом. Мейдофф, разумеется, по заслугам получил тюремный срок. Wells Fargo заслужила штрафы. Но Бонапарт нарушил правила и справедливо получил статус и уважение. Он – яркий пример бунтаря, ставшего героем.
В XIX ВЕКЕ БОГАТЫЕ ЖИТЕЛИ ЕВРОПЫ И СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ УВЕШИВАЛИ себя бриллиантами, чрезмерно увлекались жирной пищей и крепкими напитками. Некоторые из американских представителей среднего класса в то время выделялись расточительностью, граничащей с сумасбродством. Они не жалели денег на ванны из цельного куска мрамора, водопады, устроенные в столовых, и садовые деревья, украшенные искусственными фруктами из четырнадцатикаратного золота[14]. С практической точки зрения это поведение едва ли имело смысл. Люди среднего класса тратили деньги так, будто обладали несметным богатством.
Такое поведение привлекло внимание американского социолога и экономиста норвежского происхождения Торстейна Веблена, известного тем, что он оспорил многие экономические теории той эпохи. Веблен сделал вывод, что такого рода траты, демонстрировавшие способность человека «швыряться» деньгами, на самом деле нужны были для повышения статуса. Щедрые траты богачей «способствовали их престижу, и теперь средний класс использовал свое новообретенное богатство, чтобы купить статус элиты». Веблен метко нарек этот феномен «избыточным потреблением»: выбор и демонстрацию явно дорогих вещей – таких, как спортивные машины, роскошные часы и одежда, – а не их более дешевых и функциональных аналогов[15]. Избыточное потребление сообщает миру о нашем финансовом успехе, даже если этот успех получен взаймы.
Как выясняется, мы все время посылаем миру сигналы о своем статусе. Многие качества, о которых мы хотели бы сообщить другим, – ответственность, преданность, умение сотрудничать или постоянство, – сразу не заметны. В результате мы можем потратить часы на занятия йогой не потому, что действительно получаем от нее удовольствие, а потому, что хотим показать своему партнеру: смотри, какой я дисциплинированный человек. Точно так же мы можем посещать дорогую школу бизнеса, чтобы сообщить будущим работодателям о своем авторитете, уме и упорстве.
Такие сигналы, как скоростные автомобили, элегантные костюмы и ювелирные украшения, имеют одно общее качество: они недешевы. И они, и те сигналы, что не ложатся на нас таким серьезным финансовым бременем – вроде той же йоги, – крадут у нас много времени и сил, которые мы могли бы посвятить своим любимым занятиям. Эти сигналы также подвергают нас риску. Ведь дорогие украшения могут привлечь не только восхищенные взоры, но и грабителей, а крутые татуировки – внимание полиции.
Такого рода показуха распространена и в животном мире[16]. Израильский этолог Амоц Захави отмечает: чтобы привлечь партнеров и повысить свой статус[17], животные часто занимаются показной и даже опасной для себя демонстрацией храбрости. Самцы-павлины хвалятся роскошным оперением своего хвоста отчасти для того, чтобы показать самке: они могут выдержать его тяжесть. (А ведь на самом деле прекрасный павлиний хвост – это эволюционный изъян: из-за него птица медленно бегает и не способна спрятаться от хищников.) Антилопы часто устраивают смертельно опасные игры в то время, как за ними гонятся голодные гепарды: они выполняют акробатические прыжки в высоту, хотя рациональнее всего в такой ситуации мчаться по горизонтальной траектории. «У меня полно сил, поэтому даже не пытайся» – вот что антилопа хочет сказать своим поведением гепарду. Ту же цель преследуют и гуппи, когда плавают прямо под носом у хищников, прежде чем умчаться прочь. Похоже, по законам эволюции выживают не только самые сильные и приспособленные.