Такова уж природа этой завсегда одетой по неизвестной моде душечки Лю Лю.
* * *
Когда я вышла из такси, Стивен задумчиво смотрел на меня, стоя в проёме входной двери. Не бросился навстречу, не подбежал, вырывая сумку из услужливых рук таксиста. Не вскричал, изображая бурную радость, не засуетился вокруг желанной гостьи…
Нет. Ничего такого он не сделал. Просто задумчиво относительно-приветливо наблюдал как я выхожу, стою в ожидании, смотрю на него, потом забираю сумку из багажника… И после со стучащим сердцем иду ему навстречу… Пока он ждёт, когда я подойду.
Ну что ж… Посмотрим…
Относительно небольшой дом.
Относительно – это, конечно, в сравнении с рядом расположенными! Но относительно моей двухкомнатной конуры в Москве или снимаемой комнаты в Нью-Йорке, домик оказался высоким классом роскошного жилья, а никак не дачной кибиткой, какие при социализме было принято строить под Москвой.
Строили, в основном, своими руками, используя где-то как-то добытый по случаю строительный материал. Забивали – предварительно распрямлённые – ржавые гвозди, повторно реинкарнируя их к жизни; пользовались для строительства раздобытыми вдоль узкоколейки шпалами или досками – потыренными, например, после снесённого в деревне магазина.
Обычно в деревнях всегда был какой-нибудь магазин, где всё продаваемое добро лежало рядом на одной полке. К примеру, рейтузы рядом с баранками и банками рыбных консервов, выложенных пирамидкой. Или духи для деревенских красавиц, а рядом по соседству бочки с селедкой, из которых селёдку доставали заранее, и выкладывали на прилавок на специальном подносике – сразу кучку селёдок из примерно десяти-пятнадцати гладких черно-серых толстеньких рыбин, с синеватым отливом на брюшках…
Когда магазин снесли, то мы-дети помогали дачникам растаскивать доски по личным участкам, а потом из них строили… Наши доски пошли на веранду и сарайчик.
А на кухне, ещё не достроенной, – помню, – стоял открыто вырытый погреб: большая коричнево-рыжая дыра в земляном полу, метра два-три в диаметре, ну и примерно столько же в глубину… После дождя туда напрыгало много лягушек. Особенно привлекали внимание две большие зелёные и одна супер-большая чёрная жаба. Прямо таки гигантская – чугунная-как-сковородка, и пупырчатая. И всё зыркала, вращая фарами глаз.
Помнится, я прицельно метила камушком ей в макушку, после чего пуляла в панцирную плоскость лягушачьей головы и всё никак не могла попасть. Яма по-оценке девочки-дошкольницы казалась реально глубоченной, и попасть в даже крупную лягушку, если не имеешь достаточной тренировки, всё же трудновато.
Но я всё же попала! Это было восхитительно! И запомнилось на всю жизнь.
Жаба – от удара увесистым камушком по бедной головёшке – как-то неуклюже дёрнулась… неожиданно, как бы сдаваясь, вытащила из-под брюшка кверху передние лапы, ощупала ими – точно как если бы человек руками! – Макушку, и даже по бокам уши, если у лягушек есть уши… – мне было искренне жаль, так она очень жалобно ощупывала голову… А потом бедняга сложила передние лапы поверх головы – крест-накрест – точно как наши солдаты в фильмах про войну, зарываясь в землю, покрывали голову руками, защищаясь от грохота немецких снарядов. И затихла. И так и лежала, вообще больше не шевелясь…
После этого я уже камушки в них не кидала.
А жабу запомнила: такая чёрная и страшная и одновременно – отчаянно-трогательная в своей беззащитности. Из-за невозможности выпрыгнуть из ямы, уставшие после многих попыток, лягушки и лягушата просто лежали на дне и легонько подквакивали, – совсем вяло, нисколько не жизнерадостно в сравнении с собратьями из близкого болотца.
Да уж… дом бывшего любовничка совсем не походил на привычные подмосковные скворечники…
Европейский стандарт, – промелькнула быстрая мыслишка. – И американская свобода… – ухмыльнулся внутренний сарказм, имея в виду величину участка вокруг дома…
Участок показался реально большим. Кроме газонов вокруг дома, позади начинался настоящий лес, ну и кустарники, конечно, цветов не много и деревья. – Разумеется, всё стриженное, как положено:
– Хорошим мальчикам под полубокс, – в привычной манере заценил внутренний голос.
Первое, что бросилось в глаза: рядом с калиткой, вернее – коваными чугунными воротами под два метра в высоту – позеленевшая в патине скульптура прыгающей вверх лягушки. И рядом ещё две скульптуры летучих мышей, – тоже металлические, только без патины – чёрные…
Лягушка снова напомнила давнишнюю из детства жабу…
– Подсознание сопоставляет, вспоминает, вычисляет. Умная машина в человеческой голове… – констатировала я и заулыбалась навстречу Стивену.
Следовало быстро выбрать линию поведения. При явно не оформленных в традиционные отношениях, требовалось срочно войти в какую-то роль, а какую – на ум не приходило.
– Добро пожаловать в мою крепость! – Провозгласил будущий повелитель с ласковым выражением лица, подбадривая замедлившиеся было шаги гостьи.
Вот же неразгаданный принц, – странновато-тоскливая мыслишка неуклюже дрыгнулась во время приветствия, но зависла, не поддержанная хозяйкой, и я продолжила движение к дверному проёму, волоча за собой сумку на колёсиках.
* * *
Дом и его обстановка меня одновременно озадачили и смутили.
Озадачило присутствие вещей – явно женских, причём вовсе не спрятанных где-нибудь на чердаке, чтобы любовница не заподозрила неладного. В одной из комнат, например, совершенно преспокойно стоял большой шкаф с женской одеждой. На вопрос, чья это одежда Стивен просто сообщил о наличии у него взрослой дочери.
Ну чего в самом деле особенного? Дочка гостит у разведённого с матерью папашки? Что называется: не волнуйся Лю Лю, всё под контролем!
А попутно – наличие других вещей, в другой комнате второго этажа, уже мужских, но не Стивена. Кого-то ещё…
Самое время было бы его порасспросить, не проживает ли с ним случайно ещё сын, брат или отец, но может даже любовник, почему нет? Разумеется, тоже взрослый, но может всего лишь частый гость?
Уж не знаю, как такой интимный вопрос воспринял бы загадочный принц… с моей-то ехидной манерой ничему не верить, но всенепременно на всякий случай подтрунивать, прозрачно насмехаясь: как-же, как-же! Само-собой! Конечно! Очень тебя понимаю! – излучая при этом недвусмысленный намёк, вроде «ну и насмешил, глупышка»!
Но хвала Аллаху – Стивен просто проигнорировал мой интерес по поводу странноватого присутствия в доме вещичек какого-то, вероятно, дружка: либо дочкиного, либо самого Стивена. И ещё, хорошо бы добавить, что я реально допускала среди прочего подозрение о проживании любовничка в доме с другим мужчиной. Вот кто он? – Это конечно требовало ответа. Отец, брат, сослуживец? Партнёр… по танцам – например, в постели? Почему нет? Не по шахматам же?
Однако со времени нашей единственной встречи прошло два года, надо было срочно корректировать устаревшие файлы из памяти влюблённой когда-то дурышки.
– Кто этот парень сейчас? – На данный вопрос мне следовало найти ответ, и желательно найти его срочно. Очень хотелось его определить, поставить на полку опознанных объектов. Не важно положительных или отрицательных, лишь бы не эта жгучая неизвестность. Хотя, правды ради, надо признать: неизвестность эта сильненно возбуждала. Вот прямо реально сильно. Так что порой находиться рядом и без тайной мыслишки «вот бы он меня потрогал» становилось вполне затруднительно.
Но традиционно-воспитанную барышню такие мыслишки как-то неуютно пугают. Будто бы они ограничивали мою божественную свободу. Но я-то – дитя богемы! Мне свобода дороже самого дорогого бутерброда! А тут такое недоразумение: прямо, хочется его и всё тут! Не до сантиментов… Уж…