В Питер она приехала поздно вечером, ночь провела на Московском вокзале, а чуть забрезжил рассвет, направилась к Зимнему Дворцу. Она много раз бывала в залах Эрмитажа, но всегда мечтала все дни пребывания в этом городе полностью посвятить осмотру одного из лучших музеев мира. На этот раз она смогла осуществить свою мечту.
Она дала себе десять дней и все десять дней своего пребывания в северной столице с утра, как только открывался музей, и до самого вечера, когда он уже закрывался, провела в залах Эрмитажа, окунувшись в мир живописи и искусства. На какое-то время она полностью отрешилась от событий, происшедших в Москве, забыла о существовании «Эконом-банка», его главы и того задания, за выполнение которого неразумно взялась. Она забыла обо всем на свете. Такое происходило с ней каждый раз, стоило соприкоснуться с миром красоты. Она снова могла видеть и любоваться картинами и скульптурами своих любимых художников и ваятелей, таких разных и в то же время одинаковых по степени воздействия на умы и сердца своих поклонников. Рубенс и Микеланджело, Рафаэль и Роден, Леонардо да Винчи и Пикассо, Тициан и Моне, Ренуар и Ван Гог – стоило жить хотя бы ради того, чтобы увидеть шедевры, созданные ими. Она могла бы до бесконечности ходить по великолепным залам Эрмитажа, подолгу останавливаясь то у одной картины, то у другой и любуясь скульптурами, но пора было возвращаться в Москву.
Она вернулась в столицу, когда на город уже опустились сумерки. Стрелки часов приближались к девяти вечера, когда она подъезжала к дому, где на седьмом этаже находилась квартира Марины. Она машинально подняла голову и увидела в ее окнах свет. Неужели Марина вернулась? Да нет, не должно быть. Она уехала на три недели, а не прошло еще двух. Может, случилось что с ней или с Андрюшей? Не дожидаясь лифта, она, перепрыгивая через две ступеньки, помчалась на седьмой этаж. Пальцы плохо слушались, когда она отпирала дверь. Но вот ключ плавно повернулся в замочке, дверь открылась – и она оказалась лицом к лицу с Чингизом. Наргиз от удивления даже отступила на шаг. Он что, мерещится ей? Да нет, вроде нет. Это он и есть в плоти и крови, да и говорит знакомым ей голосом.
– Это ты? – Ну и мрачный у него голос! Под стать выражению лица.
– Глупый вопрос. Ну, конечно, это я. А что случилась? И что вообще ты здесь делаешь?
Она ступила в прихожую, повесила сумочку на вешалку и повернулась к Чингизу.
– Это ты у меня спрашиваешь, что случилось?! Тебе не кажется, что этот вопрос больше пристало задавать мне? Где ты, черт возьми, пропадала целых десять дней?!
На нее сыпался град вопросов, на которые она не хотела и не собиралась отвечать. По крайней мере, сейчас. Она лениво пожала плечами и сделала попытку пройти мимо него в комнату, но он удержал ее за руку.
– Кажется, я задал тебе вопрос. И не один.
– Я не знала, что должна отчитываться перед тобой, где я провожу свое свободное время, – она постаралась вложить в свой голос побольше сарказма.
– Ах, ты не знала?!
Она ни разу не видела его в такой ярости. Его темно-карие глаза свирепо сверкнули, еще немного – и она просто не выдержит этого яростного взгляда.
– Да что случилось? – она вырвала руку и прошла в гостиную. Он вошел вслед за ней.
– Ничего не случилось. Если не считать, что в один прекрасный день ты не явилась на работу. – Он подошел к телевизору, по которому только что начали передавать вечерние новости, и выключил его.
Наргиз огляделась. Журнальный столик завален газетами, на табуретке крохотный поднос с полупустой чашкой кофе, на изголовье дивана подушка, которая еще хранит отпечаток его головы… Кажется, Чингиз неплохо устроился в квартире Марины. Она снова сосредоточила свой взгляд на собеседнике и, немного погодя, сказала:
– А что в этом странного или страшного? Если дело в деньгах, то можешь вычесть из причитающейся мне суммы плату за те десять дней, что меня не было на работе.
– Ты дура! – процедил он сквозь зубы. – Я и не представлял себе, что ты можешь быть такой безмозглой дурой.
Ее глаза превратились в две ледышки.
– Если ты ждал меня, чтобы оскорбить, то считай, что преуспел в этом. Теперь можешь уйти.
Он не сдвинулся с места. Только сейчас она обратила внимание, какой у него странный вид. Он совсем не походил на того Чингиза, каким она привыкла его видеть. Его всегда чисто побритое лицо обросло двухдневной щетиной, глаза были воспалены, словно он несколько дней провел без сна.
– Где ты была? – спросил он снова.
– В Санкт-Петербурге, – нехотя ответила она.
– Что ты там делала? – Чингиз старался не выдать своего удивления.
– Ходила по музеям. Точнее, по одному музею – Эрмитажу.
– Вот как! – он чуть не задохнулся от возмущения. – Она гуляла по музеям, а мы тут с ног сбились, разыскивая ее. Что ты делаешь удивленные глаза? Да-да, мы искали тебя повсюду. За последнюю неделю мы обзвонили все больницы Москвы, побывали в десятках моргов, осмотрели дюжину трупов женщин, по описанию похожих на тебя. Вот уже несколько дней, как я и Максим попеременно дежурим здесь в надежде, что ты либо вернешься, либо мы получим какое-либо известие от тебя. Мы даже отыскали город и гостиницу, где отдыхает твоя подруга Марина, и позвонили ей в надежде, что она знает, где ты. Она ничего не знала и теперь обеспокоена так же, как и мы. Еле уговорили ее не возвращаться в Москву, а продолжать отдых. Марина разрешила нам ждать тебя здесь, в ее квартире. Мы звонили в корпункт, где ты работаешь, но там нам ответили, что ты в отпуске и тебя нет в городе. На всякий случай мы стали периодически позванивать к тебе домой, однако там никто не поднимал трубку. Мы уже начали подумывать, не приложил ли руку к твоему исчезновению Машеров.
– Почему сразу такие черные мысли?
– А что мы могли подумать? Ты не вышла на работу и при этом даже не соизволила позвонить и предупредить, чтобы тебя не ждали, что будешь отсутствовать несколько дней.
– Я не думала, что мой отъезд вызовет такой переполох.
– Кто-то недавно хвастался, что может просчитывать на два хода вперед.
Она вспыхнула.
– Неправда, я этим вовсе не кичилась. Ну а если я доставила тебе и Максиму много хлопот, то прошу прощения. Впредь этого не повторится. Тем более что очень скоро я уезжаю домой. Теперь уже навсегда. День-два – вам недолго осталось меня терпеть.
– Ты не хочешь больше продолжать расследование?
– Нет, не хочу. С каждым днем оно мне нравится все меньше и меньше.
– Хорошо, – неожиданно легко согласился он, – я не буду настаивать. Завтра можешь прийти за гонораром. Я приготовлю тебе деньги.
– Мне не нужны эти деньги, – сухо произнесла Наргиз.
Он в недоумении посмотрел на нее.
– Это твои деньги. Ты их заработала.
– Я не возьму их. Не смогу. На них человеческая кровь.
На некоторое время в комнате повисла тишина. Оба с нескрываемой неприязнью смотрели друг на друга.
– Ты щепетильна без меры, – кривая усмешка тронула его четко очерченные губы.
– Какая есть, – угрюмо отозвалась Наргиз.
– Мне трудно воспринимать тебя такой, какая ты есть.
Она вскинула голову:
– Я понимаю, что ты жалеешь о том, что пригласил меня вести это расследование, но то была твоя, а не моя ошибка. Тем не менее, я помогу тебе ее исправить. Скоро я уеду, и ты сможешь забыть о моем существовании и обо всех неприятностях, которые я тебе доставила.
– Я с радостью это сделаю.
Чингиз стоял посреди комнаты и не торопился уходить, словно чего-то ждал. Она выжидающе смотрела на него, говоря всем своим видом: «Я устала и хочу остаться одна». Он подошел к журнальному столику, собрал в одну кучу все газеты, потом поправил на диване сползшееся покрывало.
В наступившей тишине особенно громко прозвучал телефонный звонок. Наргиз даже вздрогнула от неожиданности, но не сдвинулась с места. Она не ждала звонка. «Это, наверное, Максим», – пробормотал Чингиз и взял трубку.