Вот как такое объяснить чудо чудное, диво дивное? По всей стране заводы и фабрики вкалывали в три смены, фермы и мясокомбинаты выдавали ежесуточно горы продукции. Куда всё девалось, а?! Ага, то-то же! Ясно куда: выливали молоко, жгли масло и мануфактуру. Всё это проделывалось под грифом «совершенно секретно» по приказу сверху – потому что во власти на всех уровнях сидели продажные шкуры.
– Не-ет уж, обратимся к хронологии событий (Василий торопится, глотает буквы, получается «хренология»). Ваши же зубоскалы, жучки-древоточцы давно точили страну изнутри… Начиная с пакостей, с хихиканья над советскими идеалами… Кукиши в кармане – вот вы кто.
За перегородкой слышно, как Василий сучит дратву. Опутал комнату нитками как паутиной и ширкает по ним куском гудрона. Собирается подшивать всем валенки, свезённые когда-то в огородный домик за ненадобностью. Прикладывает, примеривает валяные подошвы: большие мужицкие, маленькие Дашины. Но, ради такого дела, валенки отложил.
– Помните, в семидесятые сплошная катавасия с газетными заголовками началась? Якобы опечатки: «ПЕЗДА пошли по ленинским местам». «Первый самолёт С ЯЙЦАМИ» «Академический ордена Дружбы народов цыганский ХЕР». А когда народ праздновал 60—летие Советской власти – по всей столице афиши развесили: «60 лет советского цирка».
Я потому хорошо запомнил? По просьбе деда, ветерана войны, жалобу в КГБ писал. Не знали мы, что в государственной безопасности уже всё продано-перепродано, – горько подытоживает Василий, принимаясь за валенок. Но снова не выдерживает, возвышает голос: – Веселились, потирали ручонки. Новые пакости задумывали: с запрещёнными книжками, с мерзкими этими анекдотами, с протезами…
– Какими ещё протезами? – искренно изумляется Сергей.
– С брежневскими – теми, что во рту клацали! У генерального секретаря! Посмешище на весь мир. Не могли будто нормальные зубы вставить дантисты из 4-го управления? Зубоскалили над стариком, прыскали в кулачок, издевались. А с гагаринскими шнурками фокус-то не прошёл? Не прошё-ёл, юмористы вы наши.
Серёжин голос удивляется:
– Гагарина приплели, шнурки какие-то.
– А то не знаете. Идёт, значит, первый в мире космонавт по ковровой дорожке, по Красной площади. Идёт докладывать первым лицам государства о выполнении задания, печатает шаг. Все телевизионные станции мира работают, всё население Земного Шара затаив дыхание смотрит.
И тут… шнурок на ботинке развязывается, у Юры-то! И волочится змейкой, и если он на него наступит и упадёт на виду у всего мира… То-то бы ваши гадостно возликовали. А наши люди молились: только не споткнись, милый ты наш владимирский паренёк! Только не упади, дорогой товарищ и народный герой! Бог не попустил: дошёл, не споткнулся.
– Бога вспомнили, – проворчал Сергей. – А тогда ликовали: Гагарин Землю облетел – бога не встретил. Бабкам говорили: нету бога-то! Лихо же вы переобуваетесь, в свете решений партии и правительства.
– Теперь задачка на миллион, – не слушал Василий. – Как это у военного лётчика в ответственный, самый важный в жизни момент вдруг развязывается тугой шнурок? Отвечаю: да не развязывался он! Подрезали его! Всё заранее рассчитали, храбрые портняжки.
– Вот что. Полечитесь, дружок, от паранойи, – вступает приятный басок Дашиного свёкра Сергея Ильича. – Не тех в семидесятые сажали в дурку. Читал я ваши красно-коричневые газетёнки. Шизофренический бред о якобы искусственном дефиците. Ага, цистернами сливали молоко в речки, масло в землю закапывали. Рулоны ткани и тюки с одеждой вывозили с чёрного хода и жгли на свалках, а женщины в очередях за ситцем давились… Чем только не оправдаете ваше советское плановое разгильдяйство.
Слова в бородатых устах звучат мягко, как у детского доктора – каковым Сергей Ильич и являлся в мирной жизни.
Недавно на ноябрьских за столом вспыхнул сто очередной диспут. Васька тогда так расстроился, что один втихаря вылакал целую поллитровку. Грохнул по столу кулаком, загнул такой мудрёный, десятиэтажный ужасный мат – стёкла в окошках звенькнули. А Сергей Ильич невозмутимо поправил очки, и только наивно и простодушно переспросил:
– Простите, не расслышал. Не могли бы вы повторить?
Василий в мирной жизни занимался шабашкой. («Ещё чего, буду на государство это хребет гнуть!») Подавал на Авито объявления: «Муж на час».
Шабашники бывают разными: Василий, например, на выход носил лакированные штиблеты, костюм с галстуком и запоем читал библиотечные «патриотические» книжки. Активно участвовал в митингах, с трибуны рубил воздух ладонью. «Интеллигентов» презирал и рассказывал, как легко обдурял их.
– Вызывают в панике: караул, холодильник изнутри затопило, всё течёт! Смотрю: ага, слив грязью зарос, очень просто. Щас объясню, задачка для второклассника. Задняя стенка внутри агрегата в каплях, её ещё плачущей называют. Капли ползут в дырочку, оттуда в шланг, а шланг в лоток под холодильник. И вот шланг забило. А эти, млин, кандидаты со степенями, дотумкать не могут.
О, говорю, хозяева, дело пахнет керосином. Работы не меньше чем на два часа. Дислоцируюсь основательно. Прошу всю снедь вынуть, агрегат выволакиваю в середину кухни. Требую тряпки, много тряпок. Тросиком – тут любой метровый проводок подойдёт – чищу слив ровно десять секунд. Для эффекта ковыряюсь, бормочу под нос, устраиваю грязную лужу на полу… Айн, цвай, драй – готово!
Хозяева только что ручки не целуют. Меньше тыщи не беру – неплохо за десять-то секунд? А это столько ваша глупость стоит, господа кандидаты.
– Мелкий жулик, – констатирует Сергей.
– А то ещё был случай, – мечтательно вспоминаетВасилий. – Срочный вызов: не работает стиральная машинка! А это катастрофа для любой дамочки, вон Дарья Робертовна подтвердит. Тэк-с. Не спеша раскрываю волшебный чемоданчик, копаюсь, раскладываю на тряпочке шпунтели-мунтели. Включаю машину – мёртвая. Проверяю розетку: молчит. Разбираю: всё целёхонько. Идём дальше: на лестничной площадке открываю щиток. Так и есть: выбита одна пробка. Мизинчиком водворяю её на место – и чики-брыки!
Ну, потом, конечно, для вида снимаю у стиралки заднюю крышку, гремлю инструментом. Хозяева смотрят на меня как на бога, на гения, на нобелевского лауреата. Вот так. А надо немножко дальше книжек видеть, учёные – пироги печёные, яблоки мочёные.
Характер у Василия суматошный, вредный, но руки золотые. Он и домик утеплил, благо стройматериала вокруг на брошенных участках – на любой вкус. И русскую печь сложил, натаскав кирпичей из соседского двора.
А когда Сергей Ильич вышел за сушняком и заблудился – его, полузамёрзшего, притащил на себе он же, Василий. Даша с мужем уже всякую надежду потеряли, излазили весь лес вокруг, сорвали голоса. Даша в отгороженной спаленке тихонько рыдала.
Выяснилось: старик заблудился в трёх соснах, в трёх шагах от дома, ползал по снегу кругами. Первая же еловая ветвь сбила с его носа очки – и сделала абсолютно слепым и беспомощным. Очки недавно откопал из снега под елью Василий: дужка торчала.
А пока сослепу Сергей Ильич успел в доме набедокурить. На улицу его не выпускали: сильнейший гайморит. Решил сделать полезное дело: сварить на обед кашу. Нашёл в банках запечатанную гречку. А оказалось, то был гранулированный кофе – на цвет и ощупь, и правда, похоже крупинки гречки – при сильнейшем насморке не отличить. Начал кашеварить, удивляясь, отчего каша не густеет… Запах не чувствует – насморк.
Даша вошла – аромат в доме умопомрачительный, как в кофейне, как в десяти кофейнях сразу! Вязкая чёрная кофейная жижа застыла битумом, после пришлось выковыривать ножом. Остались без драгоценного запаса кофе.