Личную жизнь друг друга Любава и Зенон в разговорах за всё время вынужденного взаимодействия, никогда не затрагивали: у молодой женщины не было привычки изливать свою душу да и сплетничать, особенно о тех людях, с которыми, как она была твёрдо уверена, её личная жизнь точно не соприкоснётся. Но всё же кое-какое представление из отдельных обрывочных фраз и подтруниваний коллег, которые через короткое время уже не стеснялись делать это при Любаве, принимая её за свою, она имела. Главное, что все обсуждали, это наличие у Зенона иногородней невесты и якобы предстоящую в обозримом будущем свадьбу. Любава была очень рада данному факту. Но при этом про себя отметила, что на счастливого влюблённого человека, какими бывают в её представлении в указанный период люди, тот почему-то не похож. Зенон тоже не терял времени зря и при случае выспрашивал подробности об учительнице у её руководительницы, но та, надо отдать должное, лишнего не говорила, соблюдая женскую солидарность. Любава с какого-то времени сама стала замечать со стороны преподавателя проявление знаков заботы и внимания, искренней заинтересованности её делами, настроением, даже маленькой дочкой, по-прежнему воспринимая их на уровне отношений типа «старшего брата». При этом Зенон держался выдержанно и стойко, однако коллеги и окружающие первыми заметили перемену его отношения к Любаве, на что не преминули при случае обратить внимание. И только один раз по прошествии полугода со дня первой встречи с Любавой Зенон «сорвался». Как-то под предлогом обсуждения каких-то предстоящих рабочих моментов, в один из майских субботних дней, зная, что в это время у Любавы дежурство, он зашёл к ней на работу. Дежурная особо не удивилась, тем более, что к этому времени ей уже стало известно, что он живёт неподалёку от школы. Любава, следуя этикету, предложила ему чай-кофе, и во время разговора, дошедшего в какой-то момент до делового спора, стала советовать для обоюдной пользы в таких случаях яснее выражать свои мысли, то есть высказываться о том, что желает изменить или уточнить каждая сторона. После чего Зенон в одно мгновение как-то резко встал, взял со стола ключи и, подойдя к двери кабинета, закрыв её на ключ изнутри, произнёс:
– Да, действительно, а почему бы честно не сказать, что я хочу и сейчас, и уже какое-то время назад по отношению к тебе? Я могу теперь с уверенностью сказать, что всё это время, беседуя с тобой, видя тебя, я хочу целовать тебя, я хочу близости с тобой, да, ты вызываешь у меня именно такие чувства! Кому сказать, взрослый мужик, я никогда не был в таком состоянии. Никто не поверит, что я до сих пор ничего из этого не совершил, – мужчина подошёл вплотную к женщине, – ну вот, я высказался тебе, теперь мне стало легче, можешь делать с этим, что хочешь.
Любава от этих слов невольно напряглась, а когда напряжение спало, проговорила:
– Знаешь, я не буду лукавить, что не замечала в последнее время какие-то твои задумчивые взгляды в мою сторону, но честно говоря, никак не могла представить, что это в такой степени. А как же твоя невеста? Я не допущу, чтобы из-за твоего порыва, пострадал невинный человек. А о себе скажу, что по причине некоторых личных обстоятельств я не могу сейчас адекватно реагировать на такие признания и ещё долго буду отходить от личных потрясений, не связываясь, по крайней мере так скоро, с кем бы то ни было, чтобы избежать новых разочарований. И если тебе важно наше сотрудничество, давай всё-таки оставим прежний, ставший на мой взгляд дружеским, стиль общения. Ну и поскольку я люблю и уважаю всех своих друзей, а при встрече мы можем и обняться, и чмокнуть друг друга (по-дружески), давай сейчас сделаем то же самое и больше не будем возвращаться к этой теме.
– Я принимаю твои правила, – Зенон сделал шаг назад, – прости, если обидел, но не отказываюсь от своих слов и по-прежнему считаю, что нам надо будет вернуться к этой теме, тем более, ты извини, но Аня мне кое-что всё-таки рассказала о превратностях твоей семейной жизни, и она, между прочим, на моей стороне, поэтому я готов поддержать и помочь тебе, пусть, как ты выражаешься, и по-дружески, до тех пор, пока ты не поймёшь и не изменишь своё мнение. А по поводу так называемой невесты, хорошо, я расскажу тебе всё сам, в другой раз, но и ты – тоже. Я давно понял, что мне нужна такая, как ты, а не она, с ней я всё решу в любом случае, и здесь ни твоей, ни чьей вины точно нет.
Любава, конечно, была потрясена данным обстоятельством, но всё-таки решила, что события в дальнейшем должны идти естественным образом, без навязывания чьего-то мнения, чувства, при этом мысленно поблагодарив Зенона за то, что тот всё-таки достойно вышел из положения и не стал набрасываться на неё, что окончательно испортило бы её мнение о мужчинах, как о классе. Ещё она подумала, что, наверное, в её жизни настала пора тех самых женских проблем, с которыми в тридцатилетнем возрасте большинство уже давно столкнулись, и ей тоже нужно разобраться в себе. В каких-то отдалённых перспективах она от новой личной жизни не отказывалась, но не думала, что окажется в такой непростой ситуации.
Прошло ещё четыре месяца, в которые Зенон и Любава не так часто пересекались в своих параллельных мирах. Преподаватель института по-прежнему вёл себя в беседах и при встречах (в основном, они были по рабочим делам) предельно внимательно и открыто доброжелательно, при этом всегда подчёркивая, что его отношение не изменилось, а стало ещё более прочным, но со стороны Любавы он готов довольствоваться тем, что имеет. А учительница с ребёнком в это время уже около трёх месяцев жила на съёмной квартире неподалёку от своего места работы. Зенон даже пару раз заходил посмотреть, как она устроила свой быт. Надо сказать, что Любава тоже несколько раз к тому времени побывала в гостях у друга, где познакомилась с его родителями, не в известном качестве, конечно, а в качестве просто хорошей знакомой, как настаивала она, о чём последние даже немного посожалели. Молодая женщина всё ещё надеялась, что своим открытым дружественным отношением к Зенону она всё-таки позволит перебороть его порыв, даст понять его неправоту, и всё встанет на свои места, а последний ещё будет ей благодарен за жизненный урок. Тем более, что всё дальнейшее поведение Зенона стало спокойным, уравновешенным, действительно, возвратилось в разряд приятельских, чему Любава была несказанно рада. Подобных разговоров уже продолжительное время не возникало.
Квартира, где жила Шугалевич, была практически новой. Хозяин её, известный юрист, живший и работавший в Минске, купил её по случаю, в микрорайоне, где жили его родители, наведывался туда нечасто, скорее использовал её вместо гостиницы для себя и никогда не намеревался специально сдавать, но по случаю не преминул воспользоваться возможностью помочь надёжному человеку за умеренную плату. В благодарность Любава, конечно, старалась поддерживать в ней идеальный порядок, даже приняла участие в распоряжении некоторыми ремонтными работами, которые хозяину трудно было завершить из-за занятости и расстояния. Зенон знал номер телефона данной квартиры и иногда под предлогом и без звонил, чтобы «просто поболтать». Однажды мужчина позвонил и сказал:
– Я видел, проходя мимо, у тебя на днях окно поздно светилось несколько дней подряд. Всё так поздно работаешь? Девушкам вредно так много работать.
– А ты что следишь за мной (шучу)? – усмехнулась Любава.
– Ты, наверное, забыла: я часто на стадион мимо прохожу, да и с собакой иногда прогуливаемся в этих местах.