Дашка на это только оскалилась, своей кривой улыбкой и напёрла на него всем огромным телом, впечатывая в дверь, тем самым закрывая её намертво.
– Привет, Апельсинка. – прошептала она, эротичным голосом.
Парень закатил глаза и опять выдавил.
– О нет…
– О, да! Я хочу тебя, Апельсинка… – сказала Дашка, тоном не оставляющим выбора, и полезла к нему в штаны.
Она шарила там до тех пор, пока не нащупала, малюсенький напуганный член, и её улыбка стала ещё шире.
– А кто это у нас тут..? – хихикнула она оголяя желтые зубы.
Парень зажмурился. Ему очень захотелось закричать: «помогите, по-мо-ги-те!» или что-то типа этого, но было стыдно перед сверстниками.
– Они не поймут! – подумал он и промолчал, плотно сжимая губы.
Нет его и правда не поняли бы, скорее наоборот, сделали бы посмешищем, до конца учебы слава ему была бы обеспечена и скорее всего какое-то обидное прозвище типа: «жироёб» или «свиноёб» тоже.
Спорить с ней было бесполезно, а справиться невозможно! Его несчастные 56 кг против целого центнера, не имели и шанса. Поэтому он молча надеялся, что кто-то или что-то, её просто спугнут. Но, не тут то было, похоже она не собиралась останавливаться, только не на этот раз. Через секунду, её огромные пальцы, во всю играли его яйцами, перекатывая их и легонько подкидывая на ладошке. Вдоволь позабавившись, пышка стянула с него штаны и села на колени. Проглотив сморщенный от страха пенис полностью, она хлопая глазками, как мультяшный персонаж стала причмокивать, словно во рту вовсе не ссаный хрен, а вкусная конфетка.
– О нет… – опять вырвалось у него изнутри.
Но член так не думал, он уже приподнимал свою головку потираясь о её нёбо и приговаривал: «Ооо да, детка! Да, да, только не останавливайся!», и Дашка не остановилась. Она перестала сосать, только когда посчитала, что он достаточно упругий. А уж когда она это поняла, то быстро стянула свои гигантские парашюты синего цвета, изогнулась в невероятной позе, призывно оголяя свою влажную щелку, навстречу жаждущему торчку.
Когда всё закончилось, а это случилось ооочень быстро, Дашка натянула свои панталоны на прежнее, законное место, недовольно фыркнула и моментально ретировалась, оставив ошарашенного бедолагу наедине со случившимся. Он так и стоял посреди сартира, когда в соседней кабинке, вдруг послышалась возня и хихиканье.
– Вот ведь срань, кажется я попал!? – подумал парняга, натягивая трясущимися от волнения руками, свои сползшие на пол портки.
И он действительно попал, потому, что всё происходящее было запечатлено на телефон и быстро разлетелось по всему институту, а потом и по городу, и кликуха «апельсинка-жироёб» всё же прилипла к нему, до конца учёбы.
Из кабинки напротив, вышел долговязый парень, ставший свидетелем их с Дарьей оргии, если это конечно можно было так назвать. На его идиотской роже было что-то типа ухмылки, проходя мимо он гыгыкнул: «я хочу тебя, Апельсинка!» Апельсинка почувствовал, как сильно загорелось его лицо, злость захлестнуло всё его существо и он не задумываясь кинулся на долговязого обидчика. Прыгая ему на горб сверху, Апельсинка рычал, как настоящий взбесившийся пёс, выкрикивая: «пошёл ты, гандоша! Пошёл, ТЫ!?». Впрочем, долговязый довольно-таки быстро его скинул на пол и тот больно ударяясь отлетел в другой конец сартира. Уходя нежелательный свидетель выпалил: «сам пошёл, Апельсинка!»
Именно в тот неоднозначный вечер у всех четверых решилась судьба… Апельсинка, после долгого прессинга институтской шпаны пропал, так и не забрав документы, а Дашка ненадолго осталась, скинула пару-тройку кило, и выскочила замуж забросив учёбу.
Но в тот вечер они этого ещё не знали и наслаждаясь обществом друг друга кружились в ритмичном танце, не сводя влюблённых глаз. Марина думала о том, что новый знакомый хорошо владеет ситуацией и очень симпатичный прямо, на её вкус. От него замечательно пахло и улыбка сводила с ума. Она давно была не девственница, как наверное все девчонки в институте, но и серьезных отношений у неё уже не было. Бывший, стыдно сказать, знатно её поколачивал и забыть такое невозможно. Но мы все разные, кто-то обожжётся раз и больше никогда не возьмёт в рот горячее, а кто-то…
Марина была из тех, кто быстро забывался, она любила мужчин… Красивых, крепких и чтобы рост был непременно выше 180. Без их общества она скучала, депрессовала и всегда была не в настроении. Иногда она шла по коридору в универе, и заприметив красивого паря, невольно говорила: «ммм… это определенно что-то невероятное!» Когда она увидела Гену именно такая мысль проскочила в голове и засела надолго. А когда он увидел её из далека, то подумал: «соблазнительная штучка», при ближайшем рассмотрении стало ясно, что штучка, действительно очень соблазнительная и упустить её, это всё равно, что обосраться не добежав до туалета совсем чуть-чуть.
Они быстро сошлись на том, что хотят быть вместе. Но жизнь, которую рисовала себе Марина, совсем отличалась от того, что думал о браке Генка. Его родители жили сложно. Отец пил, бил мать и детей тоже, да его старик, ненавидел даже собаку, которая у них жила. Проходя мимо неё «этот козлина», как называла его мама Генки, не ленился больно пнуть животное подсраку, он вообще любил дать подсрачник кому угодно, при любом удобном случае. Генка же, не был жестоким, по крайней мере, он так думал, но когда женился на Маринке бывало забывал об этом. Его, как он замечал, клинило, иногда. Нет, он однозначно любил эту женщину, но почему-то иной раз не мог сдержать гнев. В таких случаях Генка обрушивал на жену весь накопившийся негатив, выливающийся в крикливые высказывания.
– Не дерётся и ладно! – думала Марина, но его глаза давали понять, что может, поэтому она вовремя замолкала, позволяя ему, как следует выговориться.
Пару раз ему хотелось вдарить, так легонько, чтобы поучить уму разуму, но он всегда вовремя сдерживался, может потому, что просто боялся поломать её хрупкое, крошечное тельце?
– Не смей идиот, ты вышибешь из этой сучки весь грёбаный дух. Она слишком мала. Её и соплёй перешибёшь! Не смей! – говорил его внутренний голос всякий раз, когда Генка отключался и жаждал крови, а зверь бравший верх над разумом, подначивал, как следует вдарить.
Надо отдать должное, он только думал об этом и никогда, не учил её уму разуму, по примеру собственного отца. Почему-то именно в этот раз, ему было тяжелее всего! Мозг прямо кипел от возмущения. В его, может быть самый важный момент, вся семейка ополчилась против, внутренний разумный и всегда сдерживающий голос предательски молчал, зарывшись где-то очень глубоко внутри.
Дети были буквально в истерике, когда узнали, что придется переезжать снова черт знает в какую срань. На этот раз все близкие реально ополчилась против него! Домочадцы приняли переезд в штыки, он понятия не имел, что ему делать. Пацаны подросли и им тоже не хотелось терять друзей, а Инга мало того, что высказала в лицо свой протест, так ещё и объявила забастовку, перестав выходить к ужину, это всё ужасно бесило Генку.
– Что эта маленькая сучка думает о себе? Кто дал ей право открывать свой поганый рот, и кому, мать вашу, вообще интересно её мнение?! – думал он, всякий раз выслушивая нудотину по поводу их переездов, частых смен школ, городов и прочего мало интересовавшего дерьма.
Но, несмотря ни на что, спустя две недели сплошного ада, они всё равно ехали вместе, в семейном минивэне, в свой новый, временный дом.
Марина испуганно глянула на мужа и её рука скользнула на его запястье, мягко поглаживая, успокаивающими движениями, она ерзала взад-вперед по волосатой поверхности.
– Ген не заводись, прошу тебя! Смотри на дорогу, я разберусь. – просила она мужа.