Лет ему было за восемьдесят. Худощавый, чисто выбритый, подстриженный под три миллиметра (стригся сам, используя электро-машинку), аккуратный в одежде и очень подвижный, он на восемьдесят не тянул, то есть продвинутый был дед.
Он часто появлялся в «Цыплёнке» в надежде на угощение. При этом вёл он себя очень благородно, то есть не клянчил, не навязывался, не лебезил. С бутылкой пива дед устраивался за пустом столиком и медленно и долго тянул напиток, терпеливо ожидая, когда кто-нибудь предложит ему стопку водки. Предлагали редко, но предлагали. Чаще других это делал Ершов. Что-то подкупало его в Доде. Чувствовалась какая-то многоплановость его натуры, вроде что-то подспудное таилось в его душе. Ну и Додя с уважением относился к Ершову, и не потому, что тот угощал его водкой, а вообще.
Знали о нём мало. Было известно, что при Сталине он сидел, при Хрущёве был реабилитирован и работал в научном институте, при Брежневе загремел на Пряжку. Во времена Ельцина, когда у государства ни на что не было денег и психов стало кормить нечем, его. как и всех небуйных, выписали из психушки.
Если при Советах предприятия были обязаны брать на работу определённый процент инвалидов и лёгких психов, то при капитализме эти несчастные люди были некому не нужны. Понятно, что и Додю никто не брал на работу. И жилья у него не было: бывшая жена деда жила в его квартире с новым мужем и они имели двух детей. И подался Додя в бомжи.
Дед Додя это было прозвище Степана Сергеева, коренного ленинградца, 28 года рождения. Он в своё время с отличием окончил ленинградский Политех и очень быстро защитил кандидатскую диссертацию. Несмотря на молодость он был включён в группу маститых учёных, занимавшихся разработкой и усовершенствованием электронно- вычислительных машин. Основной целью этой группы было создание машины, которая могла бы прогнозировать будущее.
СЕРИЙНЫЙ УБИЙЦА
Осень в Петарбурге
Наверное ранняя осень – это самое лучшее время в Петербурге. Какой-то умиротворённостью веет от садов и парков. Просветлённо блистают под мягким солнцем водные глади каналов и невских рукавов. Спал поток туристов. На улицах появилось много детей.
И вот в такое благодатное время нначались в городе станные собатия, которые вызвали тревогу. Правда не у всех. В основном встревожилась азиатская и кавказская публика.
А через некоторое время восточные диаспоры северной столицы испытывали уже не тревогу, а натуральную панику. И было от чего.
Ежедневно в городе стали пропадать от пяти до пятнадцати азиатов и кавказцев. Это страшно много. Даже в «святые девяностые» убивали в среднем не более трёх человек в день (в 1994 году – 989 человек). Угнетала также и избирательность убийцы. Исчезали только восточные мужчины. Детей и женщин маньяк не трогал.