Гриша с полминуты смотрел на Севастьянова, пытаясь идентифицировать фигуру, стоящую в метре от него. Видимо, вчера у Гриши был перебор. Он никак не мог остановить блуждающий взгляд. Его не слушались не только ноги, но и глаза.
– О! Ты, Андрюха, что ли? – наконец просипел Гриша. – А я думал, ты помер.
– Ты чё! – возмутился Севастьянов. – С дуба рухнул?
– Да…это… потом… – невнятно мычал Гриша.
– Иди куда шёл, чепушило! – нагрубил Андрей и, отодвинув пьяное тело, прошёл в подъезд.
Андрей остановился перед квартирой номер тридцать. Немного отдышался и собрался постучать в дверь. Занёс руку и…: «Боже, – подумал Андрей, – откуда здесь звонок? Отродясь не было. Зинка раскошелилась на мастера? Не может быть!» Севастьянов нажал на звонок. За дверью послышались шаги. Дверь распахнулась. На пороге стояла Зина с кухонным полотенцем на плече. Из квартиры пахнуло вкусной жареной картошкой и ещё чем-то мясным. Пахло аппетитно.
– Чего припёрся! – вместо приветствия выпалила Зина. – Я уже думала, ты помер. А ты вон явился, не запылился. Поди, всё пропил и к Зине вернулся, да?
– Зин…
– Чё Зин, чё Зин? – кричала женщина. – Вот где пил и где деньги оставил, туда и иди жить. Забирай свои манатки и двигай отсюда!
Зина развернулась и пошла на кухню. Андрей прошёл в квартиру с надеждой решить вопрос с проживанием у Зины положительно, но всё было гораздо сложнее. На кухне Андрей увидел мужчину, тот ремонтировал стул. Он посмотрел на Севастьянова, отложил в сторону отвёртку и спросил у Зины:
– Это он, что ли?
– Он, он, – не отрываясь от перемешивания картошки на сковороде, ответила женщина.
Мужчина поднялся. Он был по пояс раздет, весь волосатый и мускулистый. Роста невысокого, но видно, что наглый и резкий.
– Слышь, чувак! Ты вещи по-быстрому там собери и двигай. Теперь я здесь живу.
Незнакомец сказал эту фразу уверенно и жёстко. Андрей понял, что сопротивление бесполезно. Последняя апелляция к Зине могла бы что-то исправить.
– Зина, – жалостливо произнёс Севастьянов. – Зин, ты чё, вообще? Так не поступают.
– Ты чего не понял, что тебе Витя сказал? – не отворачиваясь от плиты, буркнула Зина. – Непонятливый?
– Иди вещи собирай, – нахмурив брови, продолжал Витя. – Поторопись. А то у меня сейчас терпение лопнет и я тебя с балкона отпущу.
Андрей отчётливо понял, что этот мужик не шутит. Надо собрать то, что есть и сваливать отсюда. Севастьянов прошёл в спальню, достал из-под кровати свой рюкзак и стал складывать вещи. Рубашка, несколько футболок, старый тёплый свитер, двое джинсов, видавший виды пуховик. Но самое главное – паспорт моряка. Это единственное сокровище, которое было у Андрея.
Всё то время пока Севастьянов собирал вещи, Витя, скрестив мохнатые руки на груди, наблюдал за процессом. Вид у Вити был угрожающий. Андрей, укладывая вещи, краем глаза наблюдал за поведением «новенького» сожителя Зины. Мало ли что у этого самца на уме. Севастьянов очень хотел поторопиться, но проснувшееся мужское самолюбие требовало не спешить, и он всем своим видом демонстрировал спокойствие и неторопливость.
Вдруг в дверном проёме, за спиной Виктора, появилась Зина с глазами бультерьера и оскалом похожим на того же пса.
– Ты чё копаешься? – гавкнула женщина. – Глянь, прихватить что-то моё решил! Вить, поторопи морячка.
Витя повиновался беспрекословно. Андрюха только успел заметить резкое движение мохнатой руки, крепкий кулак, которой жёстко приземлился в районе солнечного сплетения.
– Ой! – это единственное слово, которое смог произнести Севастьянов.
От боли и нехватки воздуха Андрей согнулся и сел на кровать. Дышать он не мог и в глазах тут же запрыгали синие шарики. Так продолжалось около минуты. Когда Севастьянов открыл глаза, он увидел, как Витя вышвыривает рюкзак из комнаты, а Зина с дьявольской улыбкой смотрит на Андрюху, готовая укусить.
Моряк поднялся и скрюченный пошёл к выходу. Он хотел что-то сказать на прощание, но посмотрев на этих бесов, промолчал. Рюкзак мирно ждал около лестницы. Севастьянов присел на верхнюю ступеньку. В животе ещё не угомонилась боль. Дверь за ним громко захлопнулась с каким-то матерным комментарием Зины. Всё, больше в квартиру номер тридцать он не вернётся. Надо налаживать быт заново. Вот теперь пришло время «запасного аэродрома».
Юра Исакин был человеком Мельпомены. Вернее, бывшим человеком Мельпомены. Когда-то, на заре своей творческой деятельности, молодой студент театрального ВУЗа, подавал большие надежды. Был успешен и востребован. Но как это часто бывает, не совладал с «медными трубами». Из московского театра уволился. Скитался по разным театрам областного масштаба. А потом планка упала до маленького провинциального. Когда из-за очередного сорванного спектакля Юру попросили и оттуда, он стал именовать себя драматургом. Справедливости ради надо сказать, что одну пьесу он написал. И её даже поставили на сцене. Пьеса получилась смешной. В стиле современного бреда. Молодые режиссеры любят ставить такие спектакли, где можно посмеяться не только над смешной шуткой, но и над «смешной» частью тела. Навеяло с запада. Ничего не поделаешь, таковы современные реалии.
Гонорар был пропит быстро. Нет, не быстро, а молниеносно. На следующий день, после стремительного исчезновения гонорара, Исакин проснулся в своей однушке и увидел рядом мирно посапывающего молодого человека. Это был Андрюха Севастьянов.
– Ты кто? – толкнув локтем в бок незнакомца, спросил Исакин.
– Андрей, – односложно ответил парень.
– Первозванный?
– Не, Севастьянов, – мычал в полудрёме Андрей.
– А! Ну тогда ладно, – успокоился Юра. – Вставай, Андрей, чай будем пить.
– Я пиво хочу, – по–детски закапризничал Севастьянов.
– Я тоже хочу каждый день просыпаться в Монте-Карло, – осадил парня Исакин. – И не в твоём обществе, а с блондинкой на груди. Однако – хрен нам, батенька. Жизнь распорядилась по-своему. Вместо пива сегодня чай.
Исакин встал с дивана, взял со спинки стула махровый халат и надел его поверх рубашки и мятых брюк. Поставил чайник на плиту и стал что-то искать.
– Чёрт! – выругался Юра. – Где пульт от телевизора? Ты не брал?
Андрюха понял, что сна больше не будет. Он сел на край дивана и обхватил руками голову. Там неизвестные существа исполняли песню «Шумел камыш».
– Пульт там, – Севастьянов показал пальцем на кухню.
– Нет его на кухне! – возмущено ответил Юра.
– Он в кастрюле.
– В какой кастрюле?
– С супом.
– Это как? – Юра подошёл к кастрюле, которая стояла на плите, и запустил туда руку. – Мать его! Как он сюда попал?
– Тебе вчера программа не понравилась, – не открывая глаз, сказал Андрюха.
–Что за программа?
– Ну там где этот мужик волосатый сплетни рассказывает, – пояснил Севастьянов.
– А! Тёзка твой. Ну-ну! Терпеть его ненавижу, – пробурчал Исакин.
– Ты сказал: изыди проклятый и бросил пульт в суп.
– И что теперь делать? – спросил Исакин виновато.
– Просушить и всё заработает, – со знанием дела ответил Андрюха.
После чайной церемонии новые друзья понемногу приходили в себя. Андрей разобрал пульт, вытер всё насухо и положил его сушиться на балкон. Через два часа пульт заработал.
– Андрюха, ты волшебник, – восхищенно произнёс Исакин.
Так Севастьянов и Исакин стали лучшими друзьями. Исакин был много старше Андрея и исполнял роль старшего брата. Всегда, когда у Севастьянова жизнь заходила в тупик, он приходил к Исакину. Это и был «запасной аэродром».
Сегодня, после жёсткого приёма у Зины, других вариантов для налаживания жизни у Севастьянова не было. Подходя к дому друга, Андрей увидел несколько пожарных машин и толпу зевак.
– Что это там? – настороженно спросил Севастьянов у пожилой женщины с тревожным взглядом.
– Допился Юрка, – ответила та. – Видать, заснул пьяный с сигаретой, вот и спалил квартиру.