Да, так и есть. Немая сцена. Куда я попала? Какой-то мужской монастырь, в котором я что-то сделала не так. Зильбе натурально выпучил глаза. Ост скривил лицо: то ли сдерживая улыбку, то ли от злости. Гюнтер прикусил губы, явно сдерживая смех. Матис, увидев, что я смотрю, спрятал лицо в волосах.
– На д-диван? – пролепетал Куп.
Я подмигнула замершему Зилю и полностью повернулась к Купу. Пользуясь тем, что зрители не видят моего лица, окинула его тело томным взглядом с головы до ног и обратно, задержавшись на … чуть ниже живота. Рот приоткрыла и облизала пересохшие губы. Прищурилась.
– Ну не на пол же… – выдохнула тихо. Парень часто заморгал.
– Д-да… С-садись… – он поспешно сдвинул ноги и прижался к подлокотнику. Такой реакции я от «мачо» не ожидала.
Быстро крутанулась и плюхнулась на диван, скользнув бедром по бедру Купа. Уселась совсем близко и он оказался зажат в углу. «Мачо» поёрзал, но не сбежал.
– А что случилось? – удивленно спросила я, обводя всех наивным взглядом.
– Ничего. Всё хорошо, – пробормотали зрители на разные лады.
– Я пойду, – кинул Ост и поспешил покинуть гримерку.
Зиль остался стоять, изображая соляной столб. Они что вообще с девушками не общаются? Почему такая дикая реакция?
Перевела взгляд на оставшихся членов группы. Матис вернулся к гитаре и сосредоточенно крутил колок. Гюнтер снова смотрел в окно. Уф-ф! Эти вроде ведут себя адекватно.
– Ку-уп, – потянула я его имя. – Пожалуйста, сыграй для меня, – повернулась к нему полубоком, выставляя декольте на его обозрение.
Куп вскочил с дивана, как подброшенный. Ух ты! Я его сильно завела. Его возбуждение я почувствовала, хотя через огромную футболку этого не видно. Придётся на время ослабить хватку.
Куп подхватил гитару, уселся на подоконник, водрузив ногу на сиденье стула Матиса, провел по струнам, подмигнул басисту и заиграл.
Зиль засмеялся и встал рядом с братом. Гюнтер принялся отбивать ритм пальцами по подоконнику. Куп запел глубоким баритоном!
I'm staring at a broken door,
There's nothing left here anymore.
Матис подхватил мелодию, позволяя Купу отдаться пению.
My room is cold,
It's making me insane.
I've been waiting here so long,
…
And when I loose myself I think of you,
Together we'll be running
somewhere new …
Through the monsoon2, – подхватил Зиль припев, весело глядя на меня каким-то неожиданно волнующим взглядом, а в его глазах плясали маленькие костерки. Братья продолжили вдвоем:
Just me and you.
A half moon's fading from my sight,
…..
And when I loose myself I think of you,
Together we'll be running somewhere new …
And nothing can hold me back from you3.
Тут они грянули вчетвером:
Through the monsoon.
Hey! Hey!4
Все умолкли, и Куп продолжил соло:
I'm fighting all this power,
Coming in my way
Let it sail me straight to you,
I'll be running night and day5.
Снова присоединился Зиль:
I'll be with you soon …
Just me and you.
We'll be there soon …
So soon.
….
Fighting the storm,
Into the blue,
And when I loose myself I think of you,
Together we'll be running
somewhere new …
And nothing can hold me back from you6.
И опять все вместе:
Through the monsoon.
Through the monsoon.
Just me and you.
Through the monsoon.
Just me and you.7
Прозвучали последние аккорды. Я восторженно развела руками, не в силах произнести ни слова. Такого эксклюзивного выступления группы для меня, душечки, я даже не смела ожидать! И что-то мне подсказывало, что поющие Гюнтер и Матис – это мегаэксклюзив! А вот солирующий Куп…
– Спасибо, – вымолвила восхищенно. – Как же круто ты поёшь и играешь!
– А я не только умею петь и играть, – одарил меня косой улыбочкой и облизывающим взглядом из-под пушистых ресниц.
Я сразу вспомнила его самоуверенность в туалете, внутри кольнула холодная иголка.
– Вау! Ты всесторонне развитая личность? – оценивающе взглянула, приподняв бровь.
– О да! У меня есть один талант, который очень любят девушки. Большой такой… – Самодовольно ухмыльнулся.
– Девушки любят? – переспросила излишне недоверчиво.
– Угу, – он лениво провел языком туда-сюда по колечку пирсинга и остановился взглядом в моем декольте. – У тебя такие… – перевел взгляд на лицо. – Глаза. Такие выразительные…
Я одарила его кривой ухмылкой и томным взглядом. И, непроизвольно, облизала губы.
В это время прозвучало приглашение на сцену.
4
Ребята дружно рванули с мест. Куп и Матис схватили гитары. Зиль и Гюнтер выбежали первыми. Гюнтер вспомнил о палочках и метнулся в свою гримерку.
Кто-то из ребят, кажется Матис, вытолкнул меня в коридор:
– Пойдём!
– Можно я здесь останусь, – заныла. – Там шумно, душно…
– Нельзя, – он подтолкнул меня в сторону сцены.
– Оно того стоит, – улыбнулся появившийся Гюнт, поигрывая палочками в одной руке, а второй схватил меня за локоток и потащил по коридору. Бежать было поздно.
Достаточно быстро мы оказались в тесном пространстве перед выходом на сцену. Как по команде все замерли в ожидании.
– Микрофон! Я не взял микрофон! – спохватился Зиль.
– Он у меня, – апатично вздохнул Куп, вытащил из кармана позолоченный микрофон и протянул брату. – Держи!
– Пятиминутная готовность, – вынырнул откуда-то из темноты коридора Болен.
– Ребята, я, правда, не люблю большие концерты, – у меня еще была надежда на побег. – И потом это не входит в мои обязанности!
Куп, Матис и Гюнт одновременно одарили меня сердитыми взглядами. Я безнадежно выдохнула.
– Черт! Какой это город? – нервно вскрикнул Зиль.
– Питер! – ответила я.
Зиль отвернулся и пробормотал: «Здравствуй, Питер!», «Хорошьего вьечера!»
Я осторожно выглянула в зал из-за кулисы. Ничего не разглядела против света, но сказала:
– Ого, сколько народу!
– Тринадцать тысяч, по билетам с местами, количество зрителей без мест дирекция сообщает после концерта, – отозвался Болен.
– Вот это да! – ахнула я. – Аншлаг?!
– У нас только так! – Гюнтер гордо расправил плечи и прокрутил палочки в обеих руках.
Сбоку затрещала рация на поясе Болена. Он что-то послушал, ответил и кивнул группе:
– Можно?
– Да, – Зиль глубоко вдохнул. – Вперёд.
Куп первым рванул на сцену, накидывая на бегу ремень гитары.
Гюнтер последовал за ним. Матис чуть задержался, вслушиваясь в первые аккорды Купа, в нужном месте вступил и выбежал на сцену.
Зиль застыл, глядя в никуда, втягивал носом воздух и прислушивался к происходящему на сцене. Он напомнил мне какого-то большого хищника, выслеживающего добычу.
И вдруг запел!
Сделав два огромных прыжка, он оказался в центре сцены. Все софиты настроились на него.
Зал взревел! «Ледовый» и до появления солиста истерил, но с его выходом начало твориться что-то неописуемое. Фантастика!
Общая эйфория передалась мне, и я быстро нашла себе местечко в технической зоне, решив посмотреть, что же вызывает такую реакцию толпы. С моего места не было видно зал, но я отлично слышала вопли обезумевших фанаток. А еще мне был виден один из огромных мониторов, транслирующих многократно увеличенные лица ребят. Чаще всех на экране показывали Зиля, реже Гюнтера. Матис и Куп попадали на экран, только в качестве фона для Зильбе.
Вдруг прожектора осветили зал. И я увидела «Ледовый» во всей его красе. Несколько тысяч человек вожделели эту тонкую и хрупкую фигурку солиста. Все внимание было приковано к нему. Партер тянул руки и бесновался! Руки, руки, руки! Бесконечный океан рук! Камера остановилась на лице Зиля и я увидела его глаза. Он наслаждался этим безумием, этой нереальной энергетикой зала. Он получал удовольствие. Он заряжался этой энергией и в какой-то момент мне показалось, что стал возвращать эту энергию зрителям. Я заметила искорки в его глазах, нет, не искорки, а целые костры. Он был счастлив. Он лучился энергией, как солнце. И вдруг это солнце улыбнулось во весь экран и произнесло на русском:
– Здравствуй, Питер! Хорошьего вьечера! У-да-чи!