Растолкав входящих, а потому не на шутку возмущенных граждан, Коля метнулся вдогонку этого, которого не знали даже в лицо. Беглая поверка мыслей людской массы, двигающейся как по ходу троллейбуса, так и в противоположные стороны, зацепок к действию не предоставила. Зато западное направления сразу принесло ключевое слово "динар…", выпущенное в эфир извилиной неизвестной принадлежности.
Остановить солидный поток машин, едущих в утренний час пик по улице Фурманова, дело сложное, а главное продолжительное во времени. Экстрасенсорные удары по загривкам водителей могут привести к совершенно обратным, непоправимым результатам. Коля ужом скользнул в лихо вертящий колесами лабиринт, на практике подтверждая высоту первого разряда по бегу с барьерами.
Одно время даже казалось, что дело закончится без внешних эксцессов. Но водитель автобуса номер 2 явно перебрал в скорости, и пришлось резко затормозить. Визг колодок разразился до того пронзительно и пугающе, что вывел из себя мотоциклиста Петрова. Тот вздрогнул, вильнул и угодил в зад почти остановившегося средства передвижения.
Паника, вызванная активным инерционным валом внутри салона, усилилась как в кино. Коля походя услышал женскую мысль – "а этому все одно, лишь бы за титьки кого по случаю хапануть", затем истошный крик – "пожар в кабине водителя", звон стекла и клекот панического мысли и столпотворения.
Ну все, – подумалось самому, – теперь надобно задержать, иначе с работы попрут. И времени на нерешительность точно не оставалось. Но впереди, за пятьдесят метров людских тел, кто-то упоенно припевал "динарчики, мои динарчики" в такт бодрому, пока беспечному шагу. И ноги сами задвигались с удвоенной быстротой, уже не мыслимой, а потому очень болезнетворной для окружающих.
Наконец, в пределах видимости оказалась вполне подозрительная безрукавка с разводами пота на спине. И где-то внутри подкатился ком ликования и радость победы, как вдруг траурно зазвенел призыв отчаливающего от остановки четвертого трамвая.
Спина резко дернулась вперед и левым боком. Спина засокращалась лопатками с пузырем воздуха между ними, затрепыхалась в ускоренном движении. Владелец ее побежал, а потому успел. А Коля оставался дальше, а потому ну ни как!
Двери злобно, словно гадюки зашипели, закрывая сезам перед самым разочарованным в мире носом. И ноги сами подкосились, и чуть не стали колесом. Но было в этом парне, по последующим словам его начальников, что-то такое… Именно такое…, что выгодно выделяет его среди хороших и очень хороших оперативно – розыскных работников. Не сдался лейтенант на милость обстоятельств, даже в столь трудную минуту.
А спас его поворот трамвая на улицу Карла Маркса. Трамвай тот старенький, вагоновожатый опытный, да чуть менее древний, чем визгливое средство передвижения. А посему, скорость на повороте спала практически до нуля.
Пенкин аккордно напрягся, догнал ускользающую удачу и взял ее за рога. Рога опустились, прекратилась подача электроэнергии, и к вящему неудовольствию пассажиров трамвай застопорился окончательно.
Словно укротитель глотку тигра, Пенкин раздирал двери в дряхленький вагончик. Почуявший неладное фанатик-коллекционер, работник уважаемого музея и ай-йя-яй, грабитель Бартыкин, пытался вырваться из могучих милицейских объятий. Он даже успел оскорбить милиционера именем животного "козел". Но это поздно. Победа пришла полная, с прощением всяческих жертв и прочих неудобств.
С тех пор Пенкин слыл экспертом по наиболее запутанным и серьезным делам. И ходить бы ему в генералах, да вида крови новоиспеченный майор не выносил совершенно.
Не приемлил он сцен насилия. Делалось ему плохо, и пена изо рта шла. Если бы не все тоже высокое начальство, марал бы майор перьями по бумаге гдей-нибудь в зачуханной молью конторе.
Но и тут помогли. Определили Пенкина в тихое, но престижное место. Повышением – на кражи из музеев и выставок, без взломов, проломов кумпола и прочих телесных неприятностей.
Кто же захочет ограбить музей в социалистические времена?! Ведь все в нем общее, всенародное достояние, переписанное, занесенное в каталоги и журналы, а потому не продать и не спрятать его никому. Потому свершалось на музейной почве лишь мелкое бытовое хулиганство, да и то не каждый квартал.
Так и жил Пенкин – спокойно и почти без душка. Слыл сыщиком интеллигентным, с упором на мозговую деятельность, а не на волчие ноги и грубое телесное дознание. Процент раскрываемости имел, между прочим, отменный. Золотой надо сказать процент. И веру в чистое и светлое будущее майор Коля имел. Как и положено иметь таковую каждому, настоящему стражу порядка.
Еще раз об истории
Из истории нам не выскользнуть никогда. Для историков же мы лично значения никакого не имеем. Другое дело исторические фигуры, вокруг них вся катавасия и лепится.
Вот почему нам интересно знать – был ли Александр исключительно Македонским или голубым в одночасье. Или что там ел Черчилль за завтраком, а с чего поимел несварение желудка. И войну, и битвы они выигрывают. А про Кузькина и его мать, нам ни знать, ни ведовать нет охоты.
Точно так обстояло и с историей Раковины. Она делится на два периода – до Артаса и после. Уродился Артас армянским князем. Но само по себе имя его, в данной истории, почти ничего не значит. Не имел Артас ни богатства, ни бедности. Средненький такой, не выдающийся (для князя конечно).
Как Раковина к нему попала, и как ее не разбили, не истолкли в порошок аптекари за прошедшие тысячелетия, предполагают понаслышке, да урывками. Ибо далеко не каждому владельцу Раковина раскрывалась настолько, чтобы остался в истории след от Проникновения. Далеко не каждому.
И все же ценить себя она заставляла, иначе как объяснишь столь небьющиеся качества? И вина из нее никто не набирался, и гвозди ей не заколачивал.
Так вот, Артас хоть не богатый, но все же князь. И когда в руки ему досталась столь древняя и забавная вещица, решил он ее облагородить согласно своего положения. Отдал Раковину старому еврею ювелиру. И тот, надо сказать, осторожно так, не нарушая природы, вставил в хитиновое тело три драгоценных камня, позолоту наложил и прочее.
Позолота с годами стерлась, а камни прижились. И стала Раковина иметь историческую, непреходящую стоимость. С тех пор, каждый владелец известен доподлинно. Ведь менялись они не особенно часто. Если умирал кто сам или исчезал при невыясненных обстоятельствах.
Со временем, обстоятельства постепенно накапливались. Появились даже предания, поветрия и ужасные тайны. Но коллекционеры и собиратели богатств народ упрямый и до тупости падкий на драгоценности. А цены на бриллианты опускались весьма редко и довольно умеренно.
Рассказывают, правда, что и Кука не съели, а числился он среди Владельцев. Но верить в досужие байки не стоит, т.к. в список поименный, путешественника никогда не заносили. Вот на счет одного псевдо умершего Императора, так знамо точно. Был он там и Врата проходил туда и обратно многие, многие лета.
В страну снежных полей, белых берез и русской скуки Раковина попала случайно. Принята, как подарок любви волоокой, холодной красавицей, от темнокожего, горячего наследника базарного менялы. Да не на счастье. Но так и прижилась реликвия до наших времен, кочевала семейно – ломбардной ценностью.
В бурном потоке революции, лихой кто-то пытался уйти с ней на юга. При попытке бегства в постельном белье через границу, он же отколол один бриллиант и прищучил в неизвестном направлении. Но два остались, а с ними и место во всемирно знаменитом, пролетарском музее буржуазного быта.