Кажется, Эдвин знал или, по крайней мере, догадывался, кто мог быть убийцей слишком самоуверенного и независимого сына его родного дяди, единственного брата его отца, Александра. Ему доводилось и ранее слышать это имя. Правда, несколько столетий назад… Алистер Майлз. Второй человек, носивший это имя, происходивший из прославленного рода охотников на кровопийцев. Тот, первый, абсолютно ничего и никого не боялся и, не раздумывая, пожертвовал своею жизнью, спасая от жадных до крови вампиров наследника одного из европейских престолов в далеком восемнадцатом веке. Разумеется, отважному герою памятника никто не воздвиг, однако его подвиг не остался забыт теми, против которых он столь яростно сражался всю свою сознательную жизнь.
Нынешнее поколение Майлзов, очевидно, ничуть не уступает своим предкам, возможно, и превосходит их по доблести и упорству. Доставивший нерадостные вести вампир доложил, что охотник выслеживал Эрика несколько недель, неизменно следуя по его стопам, куда бы тот не направился. По крайней мере, так утверждал сам кузен повелителя вампиров, доверительно сообщив о своих наблюдениях одному из не самых близких родственников семьи. А Эрик был не из мнительных субъектов… Он и впрямь что-то такое чувствовал, сознавал, что за ним кто-то неотступно следит.
Теперь его нет в живых. Точнее, он и так никогда не подавал сколько-нибудь настоящих признаков жизни. Однако теперь он просто-напросто не существует! Нет даже тела!
Сгорая от душившей его ярости, нарастающей, точно снежный ком, терзаемый внутренними противоречиями и голосом совести, Эдвин бродил по тронному залу, окидывая широким взглядом подданных, пока, наконец, не занял место на пьедестале. Особая предрасположенность к разрешению возникшего конфликта самым непримиримым образом у него отсутствовала, однако, в конце концов, необходимо будет принять решение, не сегодня, так завтра, с тем, чтобы наказать виновника в гибели кузена Эрика. Если для этого понадобится повернуть планету Земля вспять, Эдвин был готов пойти и на это.
Повелитель вампиров счел аудиенцию для своих верноподданных законченной, потому приказал всем покинуть зал торжеств и собраний, кроме тех, кто принес ему безрадостные вести. Своим тяжелым, изнуряющим взглядом он обвел оставшихся сановников. Несомненно, Эдвина боялись и уважали, ведь он находился на троне без малого два столетия и, судя по всему, мог рассчитывать на пребывание у руля власти, по крайней мере, не меньше прошедшего уже срока.
Но даже самым могущественным властелинам свойственно проявление слабостей… После услышанной новости о гибели кузена Эдвин никак не мог окончательно прийти в себя, а когда к нему вернулась способность мыслить здраво и решительно, он напрочь отверг все стремления своих советников, ярых приверженцев союзничества с человеческой расой.
– Они вообще хоть понимают, что требуют от меня? Заключить договор с людьми… убийцами моего двоюродного брата…
Сторонники правящей партии поддакивали повелителю вампиров, другие же, с каменными лицами, сохраняли полный нейтралитет. Вслух никто не осмеливался высказаться. Как никто и не осмеливался возражать открыто.
Обведя изучающим взглядом подданных, одетых в черные костюмы и черные плащи, которые присутствовали в тронном зале, Эдвин понял, что, что бы он сейчас ни сказал, какими фразами ни пытался бы донести до всех свою главную мысль, любой вердикт они примут как должное, а иные – и как призыв к действию. Убийца его дражайшего кузена должен понести самую суровую кару.
Он подозвал к себе одного из преданных вампиров, служивших верою и правдою много десятков лет его семье, и прошептал на ухо:
– Весть о гибели Эрика не должна выйти за пределы этих стен. Ты меня понял, Вик?
Тот кивнул, приложив руку к груди, и слегка поклонился.
– Очень хорошо. Скажи, Рон уже вернулся в чертоги моего жилища?
– Боюсь, что еще нет, мой повелитель, – ответил несмело Вик, низко склонившись так, чтобы глава вампирского клана не смог разглядеть выражение его лица и не смог прочитать что-либо в его глазах.
Глубокая поперечная складка возникла на лбу Эдвина. Он всегда обезображивался, когда какое-нибудь обстоятельство вызывало у него крайнее недовольство.
Разумеется, никакой беды не могло произойти. На девушку Эдвин мог положиться. Она происходила из очень влиятельной семьи, отличавшейся особой преданностью и благочестием. Правда, насколько он был наслышан, Натали не особо пошла характером и наклонностями в своих предков. Ко всему прочему, девушка слыла весьма своенравной особой, при этом раздираемой различными противоречиями и страстями. Но ведь именно такая неординарная личность и была необходима для наставничества единственного сына повелителя вампиров.
Когда-то Эдвин мечтал о большом потомстве, чтобы, в случае чего, покинуть этот мир с осознанием, что род его не угаснет в один миг, не исчезнет бесследно. К сожалению, все его попытки завести законнорожденных детей оказывались провальными. При этом на стороне у Эдвина легко получались и сыновья, и дочери. Законная его супруга, некогда считавшаяся первой красавицей, перепробовала все средства, чтобы появился наследник. Когда ей это, наконец, удалось, ее выследил и убил охотник из человеческого рода. С нею, ослабленной после появления на свет сына, которому впоследствии дали имя Рон, легко было справиться… У нее практически не имелось шансов, чтобы уцелеть…
И теперь советники – примерно половина из тех, кто имел право голоса, – предлагали Эдвину после всех трагических смертей в его семье заключить с людьми мирный договор. Как он мог пойти на это соглашение после всего, что произошло? Внезапная гибель кузена подвела окончательную черту, переступив которую, пути назад уже не было.
– Вик, когда появится Рон, направь его ко мне, – приказал Эдвин, взмахнув рукою, и тут же добавил: – Незамедлительно.
Отвесив глубокий поклон, в котором, однако, не чувствовалось подобострастия, верный слуга и одновременно воин клана вампиров отбыл.
Сидя в своем кресле, богато украшенном, точно трон владетельного монарха, глава вампирского клана пустился в пространственные рассуждения. Что-то он сегодня размяк, не проявив должной твердости перед своими подданными. Неужели все дело в тех воспоминаниях, которые буквально одолели его? Странно. Раньше Эдвин не разменивался по мелочам. Видимо, все-таки забота о единственном наследнике делала его слабее, точнее, уязвимее и, соответственно, мягче нравом, чем обычно.
«Нет, так дело дальше не пойдет, – размышлял Эдвин, ерзая в кресле, как будто оно шевелилось под ним, точно живое существо, а он пытался балансировать, чтобы не упасть с него. – Что-то я становлюсь ужасно мнительным. Наверное, скоро начну шарахаться собственной тени. Если бы я отражался в зеркале, то боялся бы и своего отражения».
***
Издалека завидев шагающих через анфилады комнат девушку и юношу, верноподданный повелителя вампиров поспешил им навстречу. Причем девушка, эффектная длинноногая шатенка, шла спокойно и размеренно, ступая величаво, с гордо поднятой головой, сохраняя ровную осанку, будто вообще не знала, что значит сутулиться. Она была похожа на королеву, преисполненную собственного величия. Ее партнер, напротив, семенил рядом с низко опущенной головой, будто знал за собою неблаговидный проступок. Движения его казались чисто механическими, какими-то дерганными и нервными.
Склонившись перед юношей и кивнув в знак приветствия девушке, царедворец промолвил: