– Давным-давно. В детстве, еще до того, как умер мой отец, он взял меня с собой в поход, и я…
– Вот если бы он взял тебя в поход после того, как умер, сынок, тогда твоей истории цены бы не было! Вот что я тебе скажу: моя первая жена походила на сыпь от ядовитого плюща. Я терпеть ее не мог, но и бросить тоже. Она была как зудящее место, которое я чесал до крови… а затем расчесывал еще больше. Твоя работа очень опасная, мистер Партридж!
Он настолько внезапно сменил тему, что Бинг, не готовый к этому, даже не сразу понял, что настал его черед говорить.
– Опасная?
– В своем письме ты упомянул, что работаешь со сжиженными газами, – сказал Мэнкс. – Разве баллоны с гелием и кислородом не взрывоопасны?
– Да, конечно. Несколько лет назад один парень на складе украдкой затянулся у баллона с азотом. А вентиль-то был открыт. Баллон рванул и, как ракета, снес с петель пожарную дверь, хотя та была железная. Никто не пострадал. С тех пор как я возглавил команду, мы работаем без инцидентов. Ну… почти без инцидентов. Однажды Денис Лури надышался пряничного дыма, но это не считается. У него даже голова не заболела.
– Пряничного дыма?
– Это ароматизированная смесь севофлурана, который у нас закупают стоматологи. Можно производить ее без запаха, но малышам нравится старый добрый пряничный дым.
– Да? Так это, выходит, наркотик?
– В общем-то, да. Вы не понимаете, что происходит, но не засыпаете. Просто подчиняетесь всему, что вам говорят. Теряете голову.
Бинг коротко рассмеялся и произнес почти извиняющимся тоном:
– Мы сказали Денису, что он на дискотеке. Парень начал отплясывать, как Джон Траволта в том фильме. Мы чуть не умерли от смеха.
Мистер Мэнкс добродушно усмехнулся, обнажив мелкие коричневые зубы.
– Мне нравятся люди с чувством юмора, мистер Партридж.
– Называйте меня Бинг, мистер Мэнкс.
Он думал, что мистер Мэнкс попросит называть его Чарли, но вместо этого владелец Страны Рождества произнес:
– Я считаю, что большинство людей, танцующих под диско, находятся под влиянием каких-то наркотиков. По-другому не объяснить. Да разве можно называть эти глупые покачивания тела танцем? Глупость, да и только!
«Призрак» мчался по грунтовой дороге и подъехал к «Молочной королеве». На асфальте автомобиль скользил, как парусник при попутном ветре, безмолвный и легкий. На грунтовке у Бинга сложилось другое впечатление – чувство массы, силы и веса. Казалось, что он едет в танке, который перемалывает глину под своими гусеницами.
– Давай я куплю нам кока-колу и мы приступим к делу? – сказал Чарли Мэнкс.
Он свернул с дороги, лениво управляя автомобилем одной рукой.
Бинг открыл было рот, чтобы ответить, но с трудом сдержал зевок. Долгая мирная поездка в покачивающемся автомобиле под лучами вечернего солнца навевала сонливость. Бинг уже месяц плохо спал и вставал в четыре утра, и если бы Чарли Мэнкс не ожидал его возле дома, он бы приготовил себе ужин из полуфабрикатов и пораньше лег спать. Это кое-что ему напомнило.
– Она мне снилась, – сказал Бинг. – Я все время вижу сны о Стране Рождества.
Он смущенно засмеялся. Чарли Мэнкс посчитает его глупцом.
Однако Чарли Мэнкс улыбнулся еще шире.
– А луна тебе снилась? Луна говорила с тобой?
У Бинга перехватило дыхание. Он взглянул на Мэнкса с изумлением и легкой тревогой.
– Она тебе снится, потому что там твое место, – сказал Мэнкс. – Но если ты хочешь туда попасть, тебе придется это заслужить. И я могу подсказать, каким образом.
* * *
Несколько минут спустя мистер Мэнкс вернулся от окна закусочной, где торговали навынос. Он втиснул свое тощее тело за руль и передал Бингу холодную запотевшую бутылку шипящей кока-колы. Такой аппетитно выглядящей бутылки колы Бинг ни разу не видел.
Бинг запрокинул голову и залпом выпил полбутылки колы – один глоток, второй, третий. Он глубоко вздохнул и громко рыгнул, издав резкий прерывистый звук, такой громкий, словно кто-то порвал простыню.
Он покраснел от стыда, но Чарли Мэнкс лишь весело засмеялся.
– Не держи в себе, – сказал он. – Вот что я всегда говорю своим детям!
Бинг расслабился и виновато улыбнулся. Отрыжка как будто отдавала не колой, а странным привкусом аспирина.
Мэнкс крутанул руль и выехал на дорогу.
– Вы за мной наблюдали? – спросил Бинг.
– Да, – ответил Чарли. – Почти с того момента, как получил твое письмо. Признаюсь, я был удивлен. Вот уже несколько десятилетий я не получал писем в ответ на свои старые рекламные объявления. Тем не менее, как только я прочитал твое письмо, у меня появилось предчувствие, что ты – один из нас. Тот, кто понимает важность моей работы. Конечно, предчувствие – хорошая штука, однако знать наверняка – еще лучше. Страна Рождества – особое место, и немногие люди годятся для такого труда. Я очень придирчив к тем, кого нанимаю. Сейчас, например, я ищу человека на должность главы безопасности. Мне нужно бу-бу-бу, чтобы он хум-хум-хум.
Бингу потребовалась целая минута, чтобы понять, что он не расслышал последних слов Чарли Мэнкса. Звук его голоса терялся в шуршании шин, проезжающих по асфальту. Они как раз съехали с шоссе, скользя в прохладной тени елей и сосен. Когда Бинг мельком увидел розовое небо – он даже не заметил, как солнце скользнуло вниз, сменившись закатом, – там, в ясной пустоте, висела луна, такая же белая, как лимонный лед.
– Что вы сказали? – спросил он, с усилием выпрямившись в кресле, и захлопал глазами.
Бинг смутно понимал, что начинает клевать носом. Кока-кола с кофеином, сахаром и освежающим шипением должна была взбодрить его, но почему-то произвела обратный эффект. Он допил остатки колы, однако осадок на дне бутылки так сильно горчил, что Бинг скривил лицо.
– Мир полон глупых и жестоких людей, Бинг, – сказал Чарли. – И знаешь, что самое плохое? У многих из них есть дети. Взрослые напиваются и бьют своих малышей. Бьют и называют последними словами. Некоторым людям нельзя заводить детей, я так считаю! Хоть выставить их в ряд и всадить пулю во всех до единого. Я даже глазом не моргну. Пулю в мозг… а то и гвоздь.
Бинг почувствовал, как его внутренности едва не вывернулись наизнанку. Его охватил страх – такой сильный, что пришлось схватиться за приборную панель, чтобы не упасть.
– Я ничего не помню, – солгал он дрожащим голосом. – Это было давно. Я многое бы отдал, чтобы вернуть все назад.
– Зачем? Чтобы позже он убил тебя? В газетах писали, что перед тем, как ты его застрелил, отец бил тебя так сильно, что проломил череп. В газетах писали, что на тебе места живого не было. Надеюсь, мне не нужно объяснять тебе разницу между убийством и самообороной.
– Я причинил вред своей маме, – прошептал Бинг. – На кухне. Она не сделала мне ничего плохого.
Его слова не впечатлили мистера Мэнкса.
– А где она была, когда отец раздавал тебе оплеухи? Судя по всему, она не горела желанием защитить тебя своим телом. Почему она не вызывала полицию? Не нашла номер в телефонной книге?
Мэнкс тяжело вздохнул.
– Бинг, мне жаль, что некому было за тебя вступиться. Некоторым людям, которые причиняют боль своим детям, и ада недостаточно. Но я предпочитаю не допускать подобного, а не наказывать! Как было бы лучше, если бы с тобой ничего не произошло. Если бы твой дом был образцом спокойствия. Если бы каждый день был для тебя Рождеством, а не адом. Думаю, мы оба с этим согласны!
Бинг смотрел на него растроганным взглядом. Ему казалось, что он не спал много дней. Несмотря на всю силу воли, Бинг все больше погружался в кожаное сиденье и соскальзывал в сон.
– Кажется, я сейчас засну, – сказал он.
– Все нормально, Бинг, – произнес Чарли. – Дорога в Страну Рождества вымощена снами.
Откуда-то сверху падали белые цветы, мелькая на фоне ветрового стекла. Уже почти ничего не соображающий Бинг смотрел на них с удовлетворением. Ему было тепло, хорошо и мирно. Ему нравился Чарли Мэнкс. «Некоторым людям, которые причиняют боль своим детям, и ада недостаточно!» Как сказано! Этот человек действительно верил в свои слова. Чарли Мэнкс знал, что почем.