Через час Виолетта встретилась с Пилотом. Крупным гребнем стала расчесывать свои роскошные волосы над белым листом бумаги. Оттуда скользнул микродиктофончик в форме утолщенной спички.
– Хреновая из тебя артистка, – сказал Пилот, прослушав запись. – Только и умеешь ноги задирать да губами чмокать. – Идем к Тузу…
– На хрен ему вперлась та русскоязычная община? – спросил Туз.
– Реклама – двигатель адвокатского прогресса, – откликнулся Череп.
– Сколько он пробудет в Эстонии?
– До суда шесть дней, – начал высчитывать Череп. – Потом, может быть, «на доследование» в связи с открывавшимися обстоятельствами, волокита, в общем.
– Это нам не подходит, – сказал Туз. – Пилот, сделай, чтоб никакой волокиты не было.
– Я не Бог, – ответил тот. – Сделаю, что смогу.
Была у Пилота в Таллине агентура, но давняя. Самая способная – Рита с третьего курса инъяза. Были еще бухгалтер из совета министров республики и бармен из «Старого Таллина». Пойдут ли на контакт бывшие агенты, если они на месте – не известно.
– Дам тебе, Пилот, наводку на Учителя. Найдешь его в Риге, – проговорил Туз. – Смотрит за всей Прибалтикой. Кентовали мы с ним. Потом я его короновал. Передашь маляву от меня. Его котелок любую кашу сварит.
– Без нужды лезть к нему не стану. А понадобится – обращусь.
2
Белого Пилот с собой не взял, хотя по первости и намеревался. Наследил Белый в Эстонии. Зарядил на адвоката бывшего капитана Феоктистова, которого братва знала по кличке Рыбак. Сам вылетел на сутки раньше.
Он был в Таллине дважды. Впервые – еще в мирное время, в десятисуточном отпуске. Второй раз – во время перестроечных событий, когда Меченый заявил, что понятия не имеет, каким образом в Таллине оказались спецподразделения. А ведь ребят кинули туда с его благословения…
Город показался Пилоту незнакомым. Он неторопливо шел по улице, в плаще, в строгом костюме, с тростью, стараясь скрыть выправку военного. Трость была сделана по спецзаказу: стоило сдвинуть на внутренней стороне фигурной ручки сучок-рычажок, как из торца стремительно вылетал острый стилет.
Бар «Старый Таллин» он нашел без труда. Погребок был тих и уютен. Заказ Пилот сделал на немецком, которым владел в совершенстве. Официант в белоснежной манишке понял его. Через две минуты появился, неся поднос одной рукой на уровне подбородка.
– У вас ничего не изменилось с тех пор, как я посетил ваше заведение, – сказал Пилот.
– Давно это было? – осведомился официант.
– Во времена оккупации русскими. Тогда бармен был другой.
– Он был агентом КГБ и поплатился за это.
– Справедливо, – равнодушно бросил Пилот…
Домашние телефоны бухгалтера и Риты он помнил наизусть. По первому ответил незнакомый мужской голос. Услышав имя бухгалтера, запнулся на какое-то время и стал усиленно приглашать в гости, объяснив, что хозяин сейчас появится.
– Иду, – ответил Пилот и быстро зашагал прочь от телефонной будки.
Значит, и этот спекся. Да и не могло быть по-другому, если все спецархивы попали в руки политической полиции. Хорошо, что он нигде документально не засветил Риту. Берег для особого случая, который так и не представился. Даже конспиративную квартиру успел переписать на нее.
Ее голос он узнал сразу.
– Ты замужем? – спросил он по-русски.
– В чем дело? – устало произнесла она.
– Помнишь Рижское взморье?
– Юри? – Неуверенность еще сквозила в ее голосе. – Где вы, Юрий?
– Ты одна?
– Да, мужа нет. Семьи нет. Одна! Где ты, Юри?
– В двухстах метрах от твоего дома.
– Приходи, Юри. Я знала, что ты вспомнишь свою Ритуню. Жду, Юри…
С ней он познакомился как раз в тот свой краткий отпуск. Проходя вечером по пустынному пляжу, услышал за одной из купальных кабинок проглоченный женский крик: «Спас…» Похоже, что не дали докричать. Не раздумывая, он кинулся на голос. Длинноволосых парней вырубил легко. Схватил девицу за руку, потащил в сторону освещенного корпуса. Зайти она отказалась, молча показала на располосованный до пояса сарафан и оборванную резинку трусов.
– Мне надо в Таллин, – сказала.
Он накинул на нее свой пиджак, снял брючный ремень:
– Подпояшь трусы. Жди меня здесь, сейчас вернусь…
– Где ты живешь в Таллине? – спросил он, когда они ехали в такси.
– В общежитии.
– Удобно тебе появляться там в таком виде?
– Нет.
– Значит, едем на квартиру моего друга. Он сейчас в командировке.
Почувствовав ее немое сопротивление, сердито сказал:
– Не бойся, приставать не буду. Завтра купим одежду, и иди в свою общагу.
– У меня нет денег.
– У меня есть.
Явочная квартира имела казенный вид. Но холодильник не пустовал. В нем даже нашлись бутылка водки и рижский бальзам. Выпила она без отвращения. Консервированное мясо поела с аппетитом. Кофе пила с удовольствием и маленькими глоточками.
– Как ты попала без денег в зону отдыха? – спросил он.
– Поехала со знакомым.
– Где же он?
– На пляже. Один из тех троих.
– Ну и подонок!.. – И без всякого перехода спросил: – Сыта? В той комнате найдешь в шкафу чистое постельное белье. Укладывайся и спи. Я здесь – на диване.
– Меня зовут Рита. А тебя?
– Юрий.
– Юри, – она сглотнула последнюю букву.
Он уснул сразу. И проснулся от ее голоса. Она стояла в дверях спальни.
– Ты не хочешь прийти ко мне, Юри?
– Хочу, – ответил он и рывком поднялся с дивана…
Она почти не изменилась. Только скорбные морщинки затаились в уголках губ. Подошла к нему, обняла. И заплакала. Он ни разу не видел ее плачущей, даже в той передряге, когда они тащили по задворкам раненого Белого.
– Как ты жила эти годы? – спросил он, гладя ее волосы. Она была лишь чуть пониже его ростом, и когда кивнула, он ощутил на лице прикосновение ее волос.
– Плохо, Юри.
– Работаешь?
– Да. Бухгалтером, – заметив его недоуменный взгляд, объяснила: – Мой английский никому не нужен. Я же полукровка. Окончила бухгалтерские курсы.
– Ты бедствуешь?
– Но не нищенствую, как люди в России. А ты по-прежнему работаешь шпионом? – Она слабо и смутно улыбнулась.
– Нет, Ритуня. С Конторой я распрощался. Вернее, она распрощалась со мной.
– Значит, ты приехал только ко мне?
– К тебе – тоже.
– Лучше бы ты меня обманул. Сказал: только к тебе.
– Я вру только по служебной необходимости, Рита.
– Знаю, – еле слышно произнесла она.
Прижалась к нему, изогнулась, замерла.
Он почувствовал ее колени и пронзительно ощутил, что хочет эту женщину. Она поняла это, отстранилась, прошептала:
– Не надо торопиться.
Он легонько приподнял ее, усадил в креслице. Сам сел рядом на стул.
– У меня в холодильнике жареные грибы, – сказала она. – Будешь?
– Буду.
– Спиртного нет, Юри. Я же не знала…
– У меня есть, – не дал договорить ей Пилот. – И вот еще что, – достал из внутреннего кармана пачку зеленых, положил ей на колени, – возьми и расходуй. Деньги мои личные и достались мне легко. Трать их бессовестным образом!
– Ты женат, Юри?
– Нет.
– Хочешь, рожу тебе сына?
– Не хочу, Ритуня. Это роскошь при моей профессии.
– Почему?
– Не имею права быть легко уязвимым.
– Но ведь Контора отторгла тебя?
– Подобрала другая, еще пакостней. К тебе она не имеет и не будет иметь никакого отношения.
– Должна я в этот раз в чем-то помочь тебе?
– Не думаю…
Грибы с картошкой напомнили Пилоту мордовскую деревню Журавки. Там он вырос. На деревенском кладбище упокоилась его мать. Там же осталась скрасившая его одиночество румянощекая доярка Раиса, от которой он уехал, даже не попрощавшись.
Пилот и Рита сидели за столом, мирно беседовали, пока взрывная волна не бросила их друг к дружке. И уже позже, когда волна прокатилась мимо, он спросил:
– Где ты работаешь, Ритунь?
– Выдаю зарплату в Верховном суде…
– Н-да! – выдохнул Пилот. – Может, и обращусь к тебе за помощью.
– Я все сделаю для тебя, Юри…
3
Кузнецов приехал в Таллин на следующий день. Город встретил его дождем. В Прибалтике всегда в эту пору дожди.
Судейские чиновники были сама любезность. Дело о депортации Ручкина предоставили незамедлительно. Слеплено оно было на совесть. Однако обвинительное заключение вызывало вопросы. В нем было несколько ссылок на уголовное дело, заведенное в прошлом году.