— Я видел её в Вашингтоне, — сказал Пол. — Она висела там в
музее. В репродукции величие этой картины не видно. Полотно
насыщено розоватым воздухом бессмертия. Сейчас оно выставлено в
Нью-Йорке, и я хожу любоваться на него три раза в неделю. Там все
надежно и устойчиво, а все люди счастливы. На картине изображено
лето, которое исчезло много, много лет тому назад. Однако час уже
поздний, дорогая, — произнес Пол, целуя её руку. — Время бежит
неумолимо. Пошли домой.
Они сели в такси и отправились в южную часть Манхэттена, в
его квартиру.
ГОРОД БЫЛ ПОГРУЖЕН ВО ТЬМУ
Датчер стоял у стойки бара, радуясь своему одиночеству, глядя
m` девиц и слушая вполуха разговоры посетителей вокруг него.
Приятное ощущение чистоты, после недавно принятого душа, ещё не
прошло, и ему очень хотелось выпить.
— Англичане и французы, — вещал мужчина в пиджаке из дорогой
ткани в мелкую неровную клетку, — будут совершать челночные рейсы
над Германией. Из Парижа в Варшаву, и из Варшавы в Париж. Кроме
того, у него нет нефти. Всем прекрасно известно, что нефти у
Гитлера нет.
— «Дорогуша…», говорит она мне, — сообщала громогласно
крупная блондинка другой, столь же габаритной даме, — «…дорогуша,
я не видела тебя целую вечность. Где ты была? Моталась по летним
театрам?». А сама, чтоб она сдохла, прекрасно знает, что я только
что закончила две картины для «Фокс»1.
— Это все блеф, — гудел мужчина в клетчатом пиджаке. — Он
будет вынужден отступить, Россия, или не Россия. У него нет нефти.
Что можно сделать в наше время, не имея нефти.
— Мистер Датчер, — бармен принес телефонный аппарат и воткнул
шнур в розетку, — это вас.
Звонил Макамер.
— Что ты делаешь сегодня вечером, Ральф? — спросил он, как
всегда раздражающе громко.
— Сегодня вечером я пью, — ответил Датчер. — Пью и жду, когда
на меня свалится что-нибудь очень приятное.
— Мы едем в Мексику, — сказал Макамер. — Не хочешь проехаться
с нами?
В какую часть Мексики? — спросил Датчер. — В какой далекий от
нас край этой вечнозеленой страны? Веракрус, Мехико…?
— Всего лишь в Тихуану, — рассмеялся Макамер. — Мне надо
вернуться во вторник, чтобы порыскать насчет работы. Всего лишь на
один день — поиграть на бегах. Ну так как, махнешь с нами?
— Без нефти, — продолжал клетчатый, — вести войну невозможно.
Датчер мрачно смотрел на говоруна, размышляя, хочет он
махнуть в Мексику или нет. Поиграв во второй половине дня в
теннис, вечер он, намеревался провести в одиночестве, ожидая, что
в этот необыкновенный и значительный уикенд с ним самим произойдет
нечто необыкновенное и значительное.
— А боя быков в Тихуане не будет? — спросил он.
— Не исключено, — ответил Макамер. — Я слышал, что там их
иногда устраивают. Поехали. Завтра все празднуют «День труда», и в
Голливуде, хоть шаром покати.
— Я устал, — сказал Датчер. — Семь ночей подряд я слушал
радио, сегодня играл в теннис и, вообще, умираю от жажды.
— Ты можешь завалиться бутылкой на заднем сидении, —
парировал Макамер.