Шли они дальшеи дальшеи подошликтому месту,где под
снегом были погребены щиты сборных домов.
СКильдигсом Шуховлюбитработать,у него одно только плохо--не
курит, и табаку в его посылках не бывает.
И правда, приметчив Кильдигс: приподняли вдвоем доску, другую -- апод
них толя рулон закатан.
Вынули.Теперь-- как нести?С вышкизаметят-- это ничто: у попок
только тазабота, чтоб зэки не разбежались, а внутри рабочей зоныхоть все
щиты нащепки поруби.И надзиратель лагерныйеслинавстречу попадется --
тоже ничто: он сам приглядывается, что б емув хозяйство пошло. И работягам
всем на эти сборные дома наплевать. И бригадирам тоже. Печется об них только
прораб вольный, да десятникиз зэков, да Шкуропатенко долговязый. Никто он,
Шкуропатенко,простозэк,нодушавертухайская.Выписываютему
наряд-повременку за то одно, чтоон сборные дома от зэков караулит, не дает
растаскивать. Вот этот-то Шкуропатенко их скорей всего на открытом прозоре и
подловит.
-- Вот что, Ваня, плашмя нести нельзя, -- придумал Шухов, -- давайего
стоймя в обнимку возьмем ипойдемтак легонько, собой прикрывая. Издаля не
разберет.
Ладнопридумал Шухов. Взять рулон неудобно, так невзяли,а стиснули
между собой как человека третьего -- и пошли. И со стороны только и увидишь,
что два человека идут плотно.
-- Апотом на окнах прораб увидитэтот толь, все одно догадается,--
высказал Шухов.
-- А мы при чем? -- удивился Кильдигс. -- Пришли на ТЭЦ, а уж там, мол,
было так. Неужто срывать?
И то верно.
Ну,пальцыв худых рукавицахокостенели,прямосовсем не слышно. А
валенок левый держит. Валенки -- это главное. Руки в работе разойдутся.
Прошли целиною снежной-- вышли насанныйполоз от инструменталкик
ТЭЦ. Должно быть, цемент вперед провезли.
ТЭЦ стоит на бугре, а за ней зона кончается. Давноуж на ТЭЦ никтоне
бывал, все подступы к нейснегом ровным опеленаты. Тем ясней полоз санный и
тропкасвежая,глубокие следы--нашипрошли.Ичистятужелопатами
деревянными около ТЭЦ и дорогу для машины.
Хорошо бы подъемничек на ТЭЦработал. Да там моторперегорел, и с тех
пор,кажись,не чинили. Это опять, значит,навторой этажвсена себе.
Раствор. И шлакоблоки.
СтоялаТЭЦ два месяца, какскелет серый,в снегу,покинутая.А вот
пришла 104-я. И в чем ее души держатся? -- брюхи пустые поясами брезентовыми
затянуты; морозякатрещит; ни обогревалки, ни огня искорки. А всеж пришла
104-я -- и опять жизнь начинается.
Усамого входа в машинныйзал развалилсяящик растворный. Он дряхлый
был,ящик, Шухов и не чаял, что его донесут целым. Бригадир поматюгался для
порядка, но видит -- никто невиноват. А тут катят Кильдигс с Шуховым, толь
межсобой несут. Обрадовался бригадир и сейчас перестановкузатеял: Шухову
-- трубу к печкеладить, чтоб скорей растопить, Кильдигсу -- ящик чинить, а
эстонцы ему два напомощь, а Сеньке Клевшину -- на' топор,и планок долгих
наколоть, чтоб на них толь набивать: толь-тоу'жеокна в два раза.