Оружейный склад находился на втором этаже, по которому мы теперь, как сержанты, могли ходить совершенно беспрепятственно. Более того, нам с Юленькой выделили свои апартаменты. Либо у них было полно свободных квартир, либо они все еще надеялись, что разделение нас друг от друга какими-то жалкими десятками метров что-то изменит.
Внутри моей новой хаты было строго, но уютно. Но самое приятное – что мое! Одна комната – примерно три на пять метров с большой кроватью, и совмещенный «санузел», где, помимо прочего, лежало несколько щеток разной величины и для разных операций. Можно было бы задаться целью, и выяснить, с какой части и кого или чего они взяли щетину. Но если учесть, что я жрал червей, жуков, а может быть, и самих чингар… Все стены кривоватые из виденного ранее черного малахита. Пара тридцатисантиметровых окошек – чисто глянуть, не началась ли мировая война, и несколько ламп на стенах. Никаких изысков и особой эстетики – только суровый прагматизм. Логично – все равно завтра зарежут, и нового хмыря, на чье мнение всем начхать, заселят.
Мы с Юлей опять пошли пировать вкуснятиной и кружкой алкоголя. Блюдо представляло собой мясо невиданного морского животного, которое, видимо, на свою беду, еще и на сушу выходило время от времени. В общем, что-то среднее между уткой и рыбой. Мы уже пробовали это не раз. Приятно, что начали частично разбираться. Жареные куски этого мяса просто перемешали с вареными листьями и шишками подозрительных растений.
Алкогольный напиток тот же: «не сломано – не чини». Около двадцати оборотов в этой бормотухе. Харя краснеет – только в путь.
Само собой, после мы пошли тестировать Юлину кровать.
Глава 5
Время шло, и мы неплохо поднаторели в чингарском языке. Он и довольно простой и способный преподносить сюрпризы. Возможно, на этом языке мне разговаривать до конца дней своих, притом уже не поганых, так что я желал. Хотя, для такой легкости обучения было множество причин. В библиотеке мы изучали их письмена. Юлька не проявляла особого интереса к этому занятию, даже несмотря на приказы Генерала. Она считала, что мы и так, живя среди них, научимся, плюс телепатия существенно помогает достичь взаимопонимания, и вообще, нам лучше побольше заниматься любовью и жить на всю катушку, ведь могли умереть в любой день. Я с ней соглашался.
Тут следует рассказать о том, как мы относились к телепатии. Хоть я и позволял надругаться над моим разумом и много раз проигрывал, внутри меня всегда сидит страшный мальчик, дьявольски потирающий ручки. Он считает, что мой разум – абсолют, и рано или поздно всех расщепит в клочья. Юля не показывала даже случайного взгляда согласия с кем бы то ни было. Но друг с другом мы были предельно откровенны. По всему вышесказанному можно предположить, какая смесь из удивления, страха, уважения, благодарности, гордости бога и мании новых знаний нас охватывала. И даже эти эмоции «мы не пытаемся скрыть, а время от времени ими пользуемся».
Одним романтичным звездным вечером, когда мы прогуливались по длиннющему балкону и гадали, когда проявится одно из светил, мы стали свидетелями занимательного явления. Откуда-то сверху Крепости вылетело несколько больших крылатых созданий. Они покрутились в воздухе, застыли на секунду и улетели в сторону северо-западного леса. До сих пор мы видели на этой планете только птиц, очень похожих на наших ворон. Этих же существ я бы назвал горгульями или гарпиями.
– Это… ни…
Я посмотрел на Юльку.
– И такие бывают… Ничего себе, какие большущие! Представь, тебя такая тяпнет, – сказала с ухмылкой Юлька и ущипнула меня за плечо, а глаза все еще, как пять копеек у обоих.
Вспомнились фрагменты снов. Хотелось бы почувствовать это на самом деле. И при этом не быть рабом физиологии или страха. Размер и в правду не всегда имеет значение. Однако когда твари превратились в точку, я вновь глянул на Юлию, и не о чем думать больше не хотелось. Так что после щипка завалил ее на руки, и понес в свою пещеру наказывать.
Отработку в доильне никто не отменял, и помимо секса с любимой, примерно в таком же количестве и качестве я отдавал долг новой отчизне. Немного странное словосочетание.
Юля забеременела, но не хотела сглазить, так что мы об этом не говорили. Да, мы оба стали массивнее по понятным причинам. Но тут было немного другое. Это даже чувствовалось на ощупь.
Юле тоже приходилось «шпилиться с дикарями». Мы старались не затрагивать эту тему. Главное – что мы чувствовали себя семьей: у нас был дом, работа, мечты, мы любили друг друга и были счастливы. Большую часть времени мы лежали и, либо, поглаживая друг друга, молчали, либо рассказывали друг другу идиотские истории из прошлого или настоящего и смеялись.
Мне нравилось буквально все: как мы касались друг друга, как она ложилась на меня, как смотрела, какие слова мне говорила и каким голосом, как постоянно прижималась ко мне, как реагировала на все, что я делал, как наши губы почти не размыкались, как мы чувствовали сердцебиение друг друга, и в шутку пытались их синхронизировать волей, когда вместе медитировали.
Мы тихонько пукали в постели и шутили, что стали старыми пердунами. Пачкали все кровью и в шутку упрекали друг друга: «Э-э-э, грязнуля». Мы настолько любили друг друга, что даже не задумывались над тем, что можем, по сути, почти в любое время, как минимум, узнать, что думает другой. Но здесь просто нечего было утаивать.
Похоже, капитаны, время от времени, побивавшие нас в ментальном плане, и солдаты, на которых мы потом «срывались», обманывая и путая, раскрывали наши таланты в очень даже правильном направлении. Я бы даже сказал, жизненно необходимом.
Вообще поражало и радовало, как же мы с этими «темнышами» похожи. Все совместимо: и пища, от которой только пару раз вначале было нехорошо, и секс, и никаких заболеваний пока не ощущалось. Даже тяжесть, атмосфера и неприхотливость местного колорита становилась привычной, обоснованной и чуть ли не единственно верной. Может прозвучать надуманно, и я старался эти думы гнать – аж стыдно становилось, но разницы между нами постепенно уменьшались. В принципе, мне от людей многого и не надо: ни одобрения, ни обсуждения философских взглядов или жизненных ситуаций. Даже разговора с ними дольше трех секунд не испытываю явной необходимости. Мне достаточно знать, что они будут делать, что я скажу, если придется. Такое чувство, будто Бог и этих существ создал по своему образу и подобию, и только суровость внешних условий, и, быть может еще пара едва заметных, почти незначительных факторов составляла разницу. Мы ассимилировались.
Хоть я еще вряд ли настолько обжился здесь, чтобы всех знать в лицо, тем более через прорези в шлемах, но теперь я и не могу по-расистски сказать, что все чингаре для меня на одно лицо. Однако, порой такое чувство и правду возникало, когда я прохаживался по первому этажу. Их, как будто, всех учили в одном училище «Кирпичномордости». Ну ладно, это их дело. Конечно, и среди них случались стычки и мордобои. Один раз это даже дошло до убийства, и труп по-быстренькому утащили на улицу. С одной стороны, нужно быть совсем странным человеком, чтобы сказать, что это меня не пугало. С другой – в подобном обществе с подобными условиями неминуемо происходили бы конфликты на почве дележки чего-либо или кого-либо, да и просто по причине личной неприязни. Но я никогда не расспрашивал, из-за чего произошла та или иная ссора.
Со временем накопилось много вопросов, которые я считал неличными, что я попросил аудиенции с Генералом. Он согласился. Он принял меня спокойно, даже немного радужно. Порой возникает ощущение, что он заранее знает, о чем будет разговор. Даже здороваться с ним особого смысла не виделось.