Во всех своих потребностях и мелких привычках он был в
высшейстепениумерен.Однотолькобылопредметомегоискренней,
безграничнойлюбви-этоМалороссия,мифическийитаинственныйобраз
которойкогда-тосдетства радостно мелькнул для него и скрылся на долгие
годы.Всетолковали вокруг него о Малороссии, не только тамошние уроженцы,
нои видевшие ее хотя бы мельком. Рубашкин молчал, слушал, склонив голову и
как-тотихо улыбаясь, и думал: "Я тебя давно покинул, моя родина; но я, как
сквозьтуман,помнютвоиуютныесады, белые, мелом мазанные, чистенькие
слободки;помнютвоичудныепесниитвоипривольные, грустно-синеющие
степи.Ядоберусь к тебе когда-нибудь и за то останусь среди твоих пустынь
любоватьсянавекитвоеюприродою. Там я и умру. Дай только дослужиться до
порядочнойпенсии, чтоб не умереть под старость с голоду на родине. Но куда
ехать?Землитаму меня нет. Живы ли родные, и про то, наверное, не знаю.
Были, кажется, родные на Волге, были на Украине, были и в Новороссии".
Годышли,Рубашкин, за давностью времени бросивший всякую переписку с
немногимиблизкимилицаминародине, жил по-прежнему степенно и отрадно.
Являлсявтеатрах,любилоперу,концерты,посещалнесколькопервых
чопорнейшихдомовизвысшегообщества.Говорили судил обо всем умно и
дельно.Спокойноиумеренно встретил начало новых реформ. Как на отпетых,
живыхеще,ноуже скорых покойников, с улыбкой посматривал на откупщиков,
посещаяихгостеприимныеипо-прежнемушумныеобедыи вечера, где еще
толпиласьвсяслужебная знать. С любопытством прислушивался он к поднятому
тогдакрестьянскомувопросу.Жаднопробегалв газетах и журналах первые
намекитакназываемойобличительнойигласной литературы. Но где-то, по
какому-тодепартаментскомупромаху,какуказалиемудоброжелатели,
прихлопнуливпечати и его самого. Он долго тер себе лоб и протирал глаза,
прочтяосебеслова:"Бюрократы отжили свой век; у канцелярского стола -
Россиинеузнаешь;надоехатьизучатьеевпровинции;тудатеперь
отодвигаетсявселучшее,там должна возрождаться заново наша жизнь". - "Я
бюрократ?мертвец?"-спросилсамсебяРубашкин,воротившись с одного
пышного,блистательноговечера,гдетолковалось много о разных последних
регламентациях,кодификацияхипрочихбумажныхреформациях и где были в
числегостей даже два статс-секретаря. А тут еще обошли его второю звездою;
какой-тоегосослуживецвтоварищиминистрапопал.Совсемогорчился
Рубашкин.Природаеще сильнее стала его манить к себе. "Сорок лет прожил я
даромв этом воздухе, в этой душной, смрадной тюрьме!" - сказал себе Адриан
Сергеич,наскоросбрасываяс плеч тончайший черный фрак с младшею звездою
нагруди, бриллиантовые запонки и перчатки.