Зато на дворе у столяра были доски, и на
них можно было достойно, молча качаться, а не есть ли и это некое отторжение
от земли,следовательно, исполнениесамойжаркой мечты?Пустьмальчишка
маляра выкрасил лицо голубым: его никогда не звали покачаться.
Игра есть игра,делосерьезное,дело чести;инет вигре никакого
равенства:тыиливыдаешься,илиподчиняешься. Следуетпризнать,я не
выдавался;я не был ни самым сильным,ни самымсмелымв стае и, кажется,
страдал отэтого. Какой мне прок оттого, что местный полицейский моему отцу
козырял, а маляру - нет! Когда отецнадевалдлинный черныйсюртук и шел в
городской совет, я, ухватившись за его толстый палец, старался шагать так же
широко, как он; эй, мальчишки, видите, какой уменя важный папа! В праздник
вознесения он даже держит одиншест балдахина надсвященником;а когдау
него именины, то накануне вечером приходят местныемузыканты и играют в его
честь! Ипапа стоит на пороге, без фартука, и с достоинством принимает дань
уважения. А я,опьяненныймучительной сладостью гордыни,высматриваю моих
сверстников, которые благоговейно слушают музыку, и, чувствуя легкийозноб,
наслаждаюсь этой вершиноймирской славы и трогаю папу, чтоб все видели, что
я - его. А на другой день мальчишки и знать не хотят о моем триумфе; опять я
- тот, кто ничем не выделяется и кого никто не желает слушать - разве только
япозову их качатьсяк нам во двор. А вот нарочно не позову, лучшесам не
стану качаться; и я, с горя, назло, решил выделяться хотя бы в школе.
x x x
Школа - опять-таки совершенно особый мир. Там детей различают уже не по
отцам, а по фамилиям; их определяет уже не то, что один - сын стекольщика, а
другой- сапожника, а то,чтоодин - Адамец, адругой- Беран. Это было
такоепотрясениедлясынишкистоляра,чтоондолго привыкалкэтому
новшеству. До сих порон принадлежал семье,мастерской, дому, мальчишечьей
компании;атеперьсидитвот,страшноодинокий,средисорокадругих
учеников,большинствокоторых емуне знакомо, с которымине былоу него
никакогообщегомира. Сиделбыс ним рядом папаилимама,пустьдаже
подмастерье Францилидолговязый, грустный пан Мартинек -тогда бы другое
дело;можнобы держаться заего полу и нетерять связи сосвоиммиром;
ощущать егозасобой,какзащиту.Мальчикготовбылразреветься,но
побоялся,что другиепосмеются надним.И никогдаон так и не слилсяс
классом. Другиемальчики вскоре передружились, стали толкать друг друга под
партами, но им-то было легко: не было у них дома ни столярной мастерской, ни
оградыизщепок,внутри усыпаннойопилками, ни силачаФранца,нипана
Мартинека; имне почему было такгорестно тосковать. Сын столяра сидел в
суете класса, потерянный, и горло у него сжималось. Подошел к немуучитель,
сказал ободряюще:
- Ты послушный и тихий мальчик.
Мальчикзалилсякраской,инаглазаегонавернулисьслезыеще
неизведанногосчастья.