Здесь в раннем детстве Моника сидела и читала «Газету для девочек», и здесь же, пока не запретил дядя Джордж, обладавший обостренным обонянием, она держала своих белых кроликов. Это была просторная, уютная, слегка затрапезная комната со стеклянными дверями, выходящими на террасу и дальше в сад, через который, как мы уже знаем, протекала речка.
Моника стояла, оглядываясь вокруг и вдыхая старый знакомый аромат табака и кожи и, как всегда, испытывая грустную радость и сожалея о том, что никак нельзя пустить часы в обратную сторону, — а в это время из сада в комнату вошла девушка в рабочем комбинезоне, на миг в изумлении застыла при виде ее, а затем восторженно взвизгнула:
— Маленький Мук… Дорогая!
Моника обернулась:
— Джил, мой ангел!
И они бросились друг дружке в объятия.
— Вы ведь представления не имеете, кто я, верно?
— Ну, этого я бы не сказал…
— Я вам напомню. Я была на вашей свадьбе.
— Для этого вы слишком молоды.
— Мне было пятнадцать. Меня поставили смотреть за собаками, чтобы не прыгали на гостей. Шел, как вы, наверно, помните, проливной дождь, и у них лапы были в грязи.
— Бог ты мой! Теперь я вас вспомнил. Значит, вы и есть та противная девчонка? Я тогда заметил, как вы вертитесь под ногами, и еще подумал: ну и пугало!
— Мой муж славится утонченными манерами, — вмешалась Моника. — Его нередко называют современным графом Честерфилдом.
— Я как раз собирался добавить, — самодовольно возразил Рори, — что она за это время заметно улучшилась с виду, так что, как мы видим, никогда не следует отчаиваться. А после мы разве больше не встречались?
— Встречались спустя год или два, когда вы здесь гостили летом.