7 (по другим сведениям 9-го) сентября армия вышла на старую Калужскую дорогу у Красной Пахры. А затем пошла по Калужской дороге на юг и расположилась лагерем у с. Тарутино в 80 км юго-западнее Москвы8.
Как пишет к. и. н. Бессонов В. А. со ссылкой на участника событий Радожицкого: «Остерман-Толстой, прикрывавший дорогу на Чириково, уведомил о концентрации войск на правом фланге, со стороны дороги на Серпухов. На этом направлении 15 сентября русские войска отступили, как пишет Радожицкий, на 5 вёрст и заняли позицию при Немчинове. Боевые действия здесь ограничились столкновениями на передовой линии между конными пикетами. При этом, отмечает Радожицкий, особо отличились башкиры, которым противостояли неприятельские фланкеры. Противоборство между ними продолжалось до самого вечера»9.
Карта движения русской армии от Москвы до Тарутино (Тарутинский марш-манёвр)
Весь этот переход с Рязанской на Калужскую дорогу был проделан большей частью в ночные часы, скрытно и так искусно, что французы на 10 дней потеряли русскую армию из виду. «Их передовые части под командованием Мюрата до 10 (22) сентября „ничтоже сумняшеся“ шли за казаками по Рязанской дороге, потом – когда увидели, что обмануты, – нервно рыскали по всем окрестным дорогам (взяв на одной из них в плен министра финансов А. Гурьева, который ехал из Киева в Петербург). Лишь 14 (26) -го они „отыскали“ русскую армию на марше ее к Тарутину. Тарутинский маневр Кутузова существенно повлиял ход войны 1812 г. Сие действие, – писал М. Б. Барклай де Толли доставило нам возможность довершить войну совершенным истреблением неприятеля». Даже Наполеон назвал этот маневр «прекрасным». Действительно, с одной стороны, Кутузов прикрыл от неприятеля Калугу, где были сосредоточены провиантские запасы, Тулу с ее оружейным заводом, Брянск с литейным двором и плодородные южные губернии. С другой стороны, он поставил под угрозу флангового удара основную коммуникацию Наполеона Москва – Смоленск»10.
А главное, Наполеон не мог пойти на Петербург, имея в тылу 100-тысячную русскую армию. Зато Кутузову теперь было удобно взаимодействовать с войсками А. П. Тормасова, П. В. Чичагова, Ф. Ф. Эртеля, мобилизовать резервы, готовить контрнаступление. 20 сентября наша армия вступила в Тарутинский лагерь. Милорадович при отступлении подвергся сильным нападениям Мюрата при Воронове и Спас-Купле. 22 сентября Мюрат в третий раз атаковал Милорадовича у Винькова, но также безуспешно и должен был даже отступить. Милорадович остался на позиции, прикрывая, таким образом, Тарутинский лагерь. Ещё на марше Беннигсен начал требовать нападения на авангард противника, но Кутузов распорядился иначе. Его ординарец Голицын А. Б. отметил: «Выиграть время и усыпить, елико можно долее, Наполеона, не тревожа его из Москвы, – вот чего добивался Кутузов. Всё, что содействовало к цели сей, было им предпочитаемо пустой славе иметь некоторый верх над авангардом»11.
«На подходе к Тарутину князь Кутузов приказом от 16 сентября соединил обе армии в одну и подчинил их Барклаю де Толли; но болезнь и нравственные страдания вынудили его просить об увольнении в отпуск. Одновременно император Александр I повелел соединить Дунайскую и 3-ю Западную армии в одну и подчинить их адмиралу Чичагову. Через три дня Барклай де Толли покинул армию, в которой только что было получено известие о кончине 12 сентября в деревне Симах Владимирской губернии князя Багратиона»12.
Тарутинский лагерь
В Тарутино Кутузов, как видно из его рапорта царю от 23 сентября (5 октября), привел 87035 человек при 622 орудиях. Плюс 28 казачьих полков, то есть еще до 14 тыс. человек, «беспрестанное движение» которых мешало Кутузову подсчитать их с точностью до каждого казака13. Для Тарутинского лагеря была выбрана позиция хотя и довольно тесная, но сильная, с хорошим обзором и естественными укреплениями. Фронт ее прикрывала р. Нара, левый фланг – р. Истья, правый фланг и тыл – высоты, леса, овраги. Кроме того, Кутузов укрепил позицию с фронта семью и справа тремя артиллерийскими батареями14. Беннигсен попытался было разбранить Тарутинскую позицию, но Кутузов не стал его слушать: «Вам нравилась ваша позиция под Фридландом, а я доволен этой, и мы на ней останемся, потому что я здесь командую и отвечаю за все»15.
Армия заняла Тарутино, а Главная квартира заняла Леташевку, 3 км южнее. Леташевка не имела ни помещичьей усадьбы, ни церкви, поэтому высшие чины армии расквартировались более чем скромно: Кутузов – в крестьянском домике, где были оборудованы кабинет, приемная, столовая и спальня; дежурный генерал П. П. Коновницын – по соседству, в курной избе. Один из её обитателей – прапорщик секретной квартирмейстерской канцелярии Главного штаба А. А. Щербинин оставил нам её описанию: «Она была курная или чёрная. Топка печи продолжалась не более часа. В это время густой слой дыма нёсся над головой моей и Коновницына, лежавшего близ дверей в тёмном углу, диагонально против меня. Должно было пережидать дым и потом уже приниматься за работу. Дым выходил в отверстие, закрывавшееся задвижкою по окончанию топки»16. Комендант Главной квартиры С. X. Ставраков удовольствовался даже овечьим сараем. Весь Тарутинский лагерь «неприступностью своею походил на крепость». Закрепившись в нем, Кутузов приказал: «Приготовиться к делу, пересмотреть оружия, помнить, что вся Европа и любезное Отечество на нас взирают»17. Эти слова главнокомандующего стали известны каждому солдату и лучше шпицрутенов подняли дух войск.
Впрочем, и морально и материально укрепить армию, подготовить ее к наступлению удалось не сразу. Наполеон говорил: «Переход из оборонительного положения в наступательное – одно из самых трудных действий». Кутузов понимал это не хуже Наполеона. Но ему мешала тьма обычных для феодального режима препятствий, главными из которых были два. Во – первых, недоставало буквально всего (кроме орудий): питания и одежды, боеприпасов и снаряжения, а главное, людских резервов. Во-вторых, затрудняли подготовку контрнаступления местнические интриги лиц, окружавших Кутузова.
Подобно Барклаю де Толли, Кутузов вынужден был терпеть в Главной квартире высокопоставленных оппозиционеров: герцогов Августа Ольденбургского и Александра Вюртембергского, графа Ф. В. Ростопчина, барона И. П. Анштета, английского представителя сэра Р. Вильсона. Они не имели «никаких обязанностей», но пытались «сплотить вокруг себя всех праздношатающихся», брюзжали, осуждали «бездеятельность» фельдмаршала, жаловались на него, как ранее на Барклая, царю. Правда, Ростопчин провел в армии меньше трех недель и уехал.
Зато решительнее стал действовать Л. Л. Беннигсен, фактически возглавивший оппозицию. Но после Бородина Кутузов поставил Беннигсена в двусмысленное положение. Хотя барон сохранял пост начальника Главного штаба армии, он был оттерт от руководства штабом. Став фельдмаршалом, Кутузов учредил при себе должность дежурного генерала и 7 (19) сентября приказал: «…определяю… дежурным генералом генерал – лейтенанта Коновницына, которого отношения по власти от меня делаемые, принимать повеления, как мои собственные»18. Таким образом, П. П. Коновницын, с молодых лет преданный Кутузову, стал фактическим начальником штаба. Беннигсен, оказавшийся не у дел, был уязвлен и взбешен таким оборотом дела.
Теперь он стал вредить Кутузову еще больше, а Вильсон поддерживал его, доказывая, что «Беннигсен – Аннибал в сравнении с Кутузовым»19.
П. П. Коновницын (1764—1822). Худ. Д. Доу.