Перемигнувшись между собой, девушки показали парню на лестницу вниз. Звякнули в медный колокольчик с розовым бантиком, привлекая внимание моранов. Показали им на парня, сказав несколько слов на их языке. И еще раз указали парню на лестницу вниз.
Он пошел туда покорно, подошел к африканцам и показал им билет. Мораны впустили его коричневые двери, и он, пройдя мимо их копий, скрылся в желтом полутемном зале.
Она чувствовала – что-то не так. Какая-то ошибка. И, возможно, девчонкам еще достанется за то, что он ушел не по билету. Дело в том, что билеты не продавались за деньги, а присваивались различными организациями и ведомствами в соответствии со статусом, заслугами и прочим. Их заведение отдавало должное каждому, кто входил в их двери… Билеты соответствовали спискам, которые приходили из организаций. Теперь наверху, не досчитавшись своего клиента, могут поднять шум. Да и внизу, его могут случайно в толпе как-то вычислить. Ведь он не похож на обычного представителя тамошней непритязательной публики. Обычно туда идут семейные мужики, простоватые, иногда быдловатые, туда же идут и тетки – чаще всего пузатые мамаши, примерные жены, заслужившие, наконец, достойный отдых.
Девчонки, думая об этом парне, уже ждали, что сейчас коричневые двери откроются, и он выйдет из них, опять тыча своим билетом и глядя ей в глаза. Но двери не открывались, мораны стояли неподвижно, чернея на черном фоне, пестрея яркими красными повязками и перьями.
– Наверное, понравилось, – хихикнула тихо блондинистая подружка.
– Желание клиента – закон, – буркнула рыжая.
Она с удивлением почувствовала огорчение от того, что история на этом закончилась. Работа привратниц – редкостная скукотища. Там в залах, с клиентами – настоящая жизнь. А тут сидишь и смотришь на билеты, сверяешь со списками. За все бесконечные смены не было ни одного не соответствия. Администрация в заведении работает четко и накладок нет. Вся работа привратниц – быть милыми и улыбаться. И вот, впервые, столкнулись с какой-то непоняткой. И все равно же не знали, что делать. За спинами у девушек было что-то вроде внутреннего холла. Там в тени был у них холодильник, была микроволновка и чайник. Блондинка воткнула чайник в розетку и стояла в раздумьях, открыв холодильник. Белый, тихо гудящий, он был в основном заполнен хавчиком моранов – консервами, йогуртами и нарезкой красной рыбы. Блондинка достала свое клубничное варенье, вынула из пакета над микроволновкой батон хлеба и позвала подруг перекусить.
Пережевывая белый хлеб с красным вареньем, запивая чаем с лимоном, снова обсуждали того парня. «Потеряный какой-то», – говорила блондинка. «Может билет нашел просто?», – предполагала рыжая. «Беспонтовый какой-то. Голодранец, а глаза, как у … Не пойму, что за взгляд у него странный», – размышляла блондинка.
Они умели различать людей по их взгляду. Есть взгляд холопа, есть взгляд барина, взгляд затравленной жертвы, вора, мента, купца, учителя… А этот? Вообще чем-то на мента похож, на опера – очень внимательный и пронизывающий, но для мента он себя как-то слишком потеряно вел. К ним часто приходят менты – уверенные, твердой походкой, с улыбочкой – сильной, властной.
Может, правда, опер, или проверяющий? Инспектор? Вот это мы огребем тогда, – думали девушки, почему-то не боясь этого, греясь чаем, наслаждаясь тем, как варенье прикасается к языку.
ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх
Батальон длинной колонной грузовиков шел по центральному широченному проспекту Каулнина – проспекту Балдура. Пять полос в сторону центра были очищены от всех, кроме военных, и грузовики ехали быстро. В кузове под тентом солдат трясло на скамейках. На чистом синем небе горело яркое октябрьское солнце. Вчера с разбитой промзоны тянулись черные тучи, сегодня они были бурые и ржавые, с ними иногда влетала кислая вонь железа и химии.
Ратмир видел, как на него смотрели солдаты – бледные не выспавшиеся худые лица, почти детские глаза искали и находили надежду в нем – в своем ротном. «Каждому военному в лучшее верится, может быть кто-нибудь выживет из нас…», напевал под нос веселую песенку из детского мультика про крокодила Ратмир. Он сейчас себе нравился. Он высокий, метр девяносто, широкоплечий и худой, атлетичный, спортивный, живучий. Он добрый, он сильный. Он блондин, что редкость для Орды. Его мама родом из Каулнина, в ней западная кровь. В детстве он жил в недалеко от столицы, а в Каулнин ездил на лето к бабушке. После военного училища, он три года покомандовал взводом в джунглях Флорины, а потом ему удалось перевестись в 22-ю дивизию, в любимый город.
Отцовское могучее телосложение восточного ордынца и высокий рост в добавок к светлой шевелюре и серым глазам каулнинца часто заставляли его высоко оценивать свою внешность. Всегда была доля сомнения, как и сейчас, – а может Ратмир понравился той утренней проводнице? Может, она сейчас думает о нем?
Колонна разворачивалась на эстакаде, выкатываясь на проспект Саара, ведущий в южные района города. Под эстакадой медленно ползли, полностью запрудив улицу, автобусы – продолжалась эвакуация населения.
Проехав минут десять по проспекту, свернули в проулки, с остановками, начали петлять дворами, расползаясь группами по 17-му микрорайону, выходившему к южным окраинам. Рота Ратмира пятью машинами выкатилась на площадь перед спортивным центром «Батыр». Спешились, бряцнув сапогами об асфальт с высоты кузова грузовика.
Комбат прислал сообщение в полковом закрытом чате, «Батыр» – опорный пункт роты Ратмира. Спортцентр – трехэтажное мощное бетонное сооружение с подвалами и разветвленными подземными коммуникациями. За его задним торцом клином уходят к пустырям две жилые девятиэтажки. Рядом большой торговый центр с ресторанами, но это бесполезная стекляшка, интересная только подвалами и выходами в подземные коллекторы. За девятиэтажками хороший обзор на юг. А до леса почти два километра пустоши. Ратмиру повезло – в других местах город плавно перетекает в пригороды и промзоны, что затрудняет оборону. А эта площадка вокруг «Батыра», как крепость…
Ратмир отправил по одному взводу в жилые дома, третий взвод, связистов, медпункт и кухню начал размещать в спортивном центре. Роте подбросили усиление – тяжко припыхтели, спрыскивая в стороны вонючие струи горелой вони, три танка. Незаменимая вещь. Подкатили два пехотных артиллеристских комплекса ПАК. Легкобронированная полевая арта – гроза танков, оснащена пусковыми комплексами, надежно убивающими танки или бетонные укрепления управляемыми снарядами на дистанции до 3 км. Но здесь, в городе толку от нее мало. Биться придется в ближнем бою, где эти ПАКи упакуют в момент. Позже всех, мягко шурша и гудя, как трансформаторная будка, подошла зенитка. Поможет, если что, от вертолетов.
Ратмир стоял у окна девятиэтажки на пятом этаже и смотрел в лес, в котором уже, наверное, аргуняне. Связист подошел сзади и показал прибор контроля – на экранчике елозили и вздрагивали красные столбики. Это значит, эти дома сейчас кто-то осматривал с помощью тепловизоров, дистанционных металлодетекторов и газоанализаторов. Аргуняне обнюхивали эти каменные строения, и, конечно, уже учуяли Ратмира, его солдат, и его танки.
Капитан поежился от этого враждебного внимания, и, с неудовольствием, ощутил нервные разряды в пояснице, тяжесть в костях, ноющую пульсацию в коленках. Сильный промозглый ветер задувал в окно, пронизывал, Ратмир почувствовал себя беззащитным и обреченным.
От страха есть два надежных способа. Когда вдруг ловишь себя на этом чувстве, похожем на дрожь у человека, входящего в ледяную воду, надо не плавно входить, а нырять сразу с головой. Ощущение грани между воздухом и водой, зыбкой грани между реальностью и страхом неопределенности, исчезает, если не задерживаться на этой грани. Поэтому в драке Ратмир сразу нападал первым, если чувствовал, что махач не избежен. И страх не успевал помешать. В боевом уставе, другими словами, но было сказано тоже самое – атаковать противника, лучше, чем ждать его атаки. Но сейчас Ратмир не будет атаковать этот темный непроглядный лес, а останется в обороне, на удобной позиции, «проявит выдержку», а страх одолеет вторым надежным способом.