Когда она не захотела лететь со мной, я был готов, был согласен, и я тогда мог это, не покупать корабль, а купить дом на какой-нибудь планете. Мы жили бы там вместе, пусть одну и совсем короткую жизнь, без всяких временных петель, искривлений пространства, без джедайских штучек с «сохранялками» и «неубивашками». Неужели я так много хотел? Неужели это было невозможно? Она отказывалась не от полетов, а от меня. Не хотела быть со мной.
Все эти молчаливые ледяные звезды, вся эта пустота, весь этот космос – они вместо нее. Все это бесконечное метание между постылыми планетами и станциями, между разными жизнями и мирами – вместо того домика, где нас с ней ждало счастье. Мне все это время казалось, что она где-то рядом, совсем близко, хотя бы одному какому-то из известных измерений. Но по остальным измерениям она недосягаема навсегда – в другом времени, в другом кольце пространства, в другом варианте возможностей, уже исчезнувшем, и больше не возможном.
Я чувствовал лицом вплотную прижавшуюся ко мне пустоту и бесконечность. Джедай лежал на полу в салоне корабля, головой к экрану плазмы, боком к чудо-креслу-трансформеру. Бровью, скулой и носом давя, что было сил, в пол. Вдавливая до синяков ребра в серые плиты. И колотил кулаками пол. Надеялся сквозь обшивку достучаться до пустоты, чтоб она услышала, как он ее ненавидит. За то, что она вместо Нее. У звездного волка мутнели глаза, подернувшись влажной пленкой, дергались плечи, он приподнялся на локтях и коленях и выл. Протяжно, громко во всю силу легких и спины. Выл, от того, что впереди еще больше недели перелета, еще много лет перелетов, еще целая бесконечность бессмысленных перелетов из пустоты в пустоту. Вой мерно наполнял салон корабля, как орган в костеле.
Звезды смотрели в «окна» безразличными прохожими в большом городе. Чернота космоса как будто даже гармонировала с этой звуковой волной и гасила ее в своем вечном тихом вое. И на невидных планетах, разбросанных вокруг, миллиарды живых существ не слышали, как воет над ними одинокое нечто, проносясь мимо их миров камнем отчаяния и тоски.
ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх
Сидел и смотрел на свои ноги. Сколько-то времени назад отжался от пола, подтянулся на перекладине, прокачал ноги, задницу, пресс на тренажере, пробежал 5 км на дорожке. Съел пару белковых брикетов. Не знаю, как долго сидел и смотрел на пальцы ног – внимательно, без мыслей и эмоций, пока не блюмкнуло в динамике и на экране не показался зеленый значок. Меня засек диспетчерский центр 45-й, я уже в их зоне.
Диспетчер просил меня подключить к нему свой блок управления. Я нажал ОК, вошел в личный кабинет на сайте 45-й, ввел логин и пароль и разрешил своему кораблю выполнять указания диспетчера для стыковки. Сейчас 45-я своим магнитным лучом стащит меня с моей траектории, и будет подтягивать к себе. Сближение и стыковка займут несколько часов, я пошел приводить себя в порядок.
Сполоснулся в душе, сбрил двухнедельную бороду и щетину, подстригся, как любил, почти налысо, под солдатика. Вытянул из шкафа цивильный прикид. Ветровка цвета металлики, поверх толстовки с капюшоном, штаны с накладными карманами, удобные легкие берцы. Не следил сейчас за модой и следовал классике, придерживаясь правильного образа космического странника.
Включил камеру переднего вида и вывел изображение на плазму. 45-я – два больших шара, соединенных несколькими плоскими панелями. Один шар – реактор, второй – отель. В плоских длинных панелях-досках стыковочные узлы, парковки, ремонтные мастерские. Эта штуковина плавно приближалась, шар-отель переставал казаться монолитным, становились заметны выщерблены, щели, торчавшие штыри. Живое не бывает плоским.
На таких станциях, как эта, обычно одновременно находились полторы-две тысячи проезжих и еще человек семьсот персонала. Территория не принадлежала никакому государству, порядок здесь обеспечивала собственная охрана. Поэтому терся здесь кто угодно, конченных отбросов станция не собирала, охрана могла отказать в стыковке тем, кто ей совсем не нравился. Но людям с деньгами не отказывали. Охрана могла тебя арестовать и отдать внешним властям только если ты в розыске по интерполу, но для этого надо натворить слишком много. Если ты поссорился с властями только одной какой-то страны или содружества, станцию это не касалось…
Также здесь сквозь пальцы смотрели на разные психотропные вещества, на проституцию, на азартные игры. Строго было с оружием и всем взрывным. В общем, если ты хорошо себя ведешь на станции, тебе здесь всегда рады, и не будут парить вопросами и проверками. Такие правила, кстати, привлекают сюда не только криминал, но и вполне хороших людей вроде меня (смайлик). По крайней мере лучшие мои знакомства случились на подобных станциях. Тут какая-то приятная атмосфера свободы и безопасности одновременно. На станциях есть своя уникальная культура поведения, общения. Там себя чувствуешь именно так, как ты себе представлял космос, когда решал связать с ним судьбу, посмотрев в юности «Звездные войны». Те, кого здесь встречаешь, могут принадлежать к самым экзотическим расам, быть не похожими не то что на людей, а вообще ни на что не похожими. Но они покажутся более родными, чем даже жители твоего родного города.
Местный дух чем-то напоминал Хомланд, тут было уютно, и было приятно предаваться воспоминаниям о молодости и об учебе. Джедаи любили торчать на таких станциях. С тех пор, как от Хомланда ничего не осталось, а на планетах у каждого были свои затеи, пересекались мы только на таких вот нейтральных территориях, как 45-я станция.
На земле среди кучи предметов, которые вас окружают, легко ориентироваться и понимать врет дальномер или спидометр, или нет. Ты и сам видишь и понимаешь расстояния. Тут в безориентирной пустоте ваш гипофис в тоске, ему нечего не с чем сопоставлять, вы не чувствуете, где что находится. Если дальномер говорит, что до объекта 700 метров, значит 700, лучше не париться. Большинство катастроф происходят именно из-за ошибок программ пространственного ориентирования. Но сейчас мой полет рассчитывает и мой корабль, и диспетчер, снижая шанс одинаковой ошибки.
Меня подтаскивали к торцу одной из панелей, уже были видны в ней блоки стыковок – круглые диски с крупно горящими номерами. Меня разворачивало мордой в круг «76» и тихо подтягивало все ближе к красным цифрам на металлическом диске. Оказавшись в 30 метрах от него, мой борт застыл, ровно вытянувшись по оси на диск. Диск разъехался, несколькими лепестками в стороны, скрывшись в створках. Впереди в ярком белом свете открылось пространство шлюза. Рывком, как патрон в патронник, меня дослали внутрь – мой борт оказался внутри, а лепестки у меня за кормой съехались в сплошной диск, изолировав меня внутри шлюза. К носу протянулся крюк захвата и защелкнулся на моем стыковочном узле. Впереди разъехался лепестками следующий диск и меня крюком втянули внутрь палубы, вставив в ячейку – парковку. За мной блокировали дверь, придется подождать минут тридцать, пока в ячейку вкачают правильное атмосферное давление и состав воздуха. Пока что я установил на всех своих приборах местное время, отключил свой корабль от диспетчера. Включил внешнюю связь, нашел местные чаты, поискал Радость.
Рыжий был уже здесь, и быстро откликнулся. «Давай, братан, в 19-00, подваливай в Камелот, правильное джедайское место». Я ОКнул в ответ и увидел зеленый сигнал на мониторе – можно выходить наружу. Выключил все, кроме дежурных систем, разблокировал свой собственный входной шлюз и вышел «на улицу» приятно пружиня ногами по чужим железкам. Приятельски по обычаю хлопнул обшивку корабля ладонью, и пошел к выходу из ячейки.