– Питер, ты, кажется, тоже становишься невежливым. Надеюсь, ты не собираешься нас съесть?
– Я об этом подумаю. Интересно, они здесь уже отменили каннибализм или пока сомневаются?
Я зашёл в свою комнату.
– Отлично, – подумал я. – Сейчас разберу чемодан и пойду гулять. Хотя, чемодан можно и не разбирать.
Я зевнул. Затем отстегнул от чемодана горшок со Снежком и поставил его на приземистую тумбочку у окна. Мебели в комнате было немного – вот эта тумбочка и высокая кровать. Я забрался на кровать и мгновенно уснул.
*******
Я шёл по песчаному пляжу вдоль тёмной стены джунглей. Я шёл очень долго, и отель остался далеко позади.
– А мне думалось, что этот остров не такой уж большой, – сказал я. – Иду уже целую вечность, а обойти джунгли всё не могу.
– Вечность, – раздался чей-то голос. – Берегись вечности и тьмы…
Я быстро оглянулся. Рядом никого не было. Только листва джунглей шелестела в потоках лёгкого бриза.
– Тут кто-то есть? – спросил я.
Вдруг из тёмной душной глубины джунглей донеслось шуршание. Затрещали сухие ветки, и из-за деревьев выглянула голова, надёжно скрытая от солнца чёрным капюшоном. Затем показалось остальное тело, которое было упрятано в чёрный потрёпанный балахон погребального вида.
Фигура нерешительно потопталась на месте, потом вытащила из складок одеяния какой-то круглый предмет и неуклюже повертела его в руках, будто впервые видела. Потом фигура сказала:
– Мальчик?
Тон фигуры был странно неопределённым, и я не понял, было ли это утверждение, вопрос или обращение.
– Дааа, – протянул я сразу во всех смыслах.
– Мальчик, тебе часом не нужен эустилиус? У меня тут завалялся один, и я больше не знаю, что мне с ним делать.
Голос у фигуры был довольно высокий, но хрипловатый. Фигура растягивала гласные в самых неподходящих местах. Её ветхое чёрное одеяние трепетало в затихшем воздухе подобно кусочкам невесомой золы.
– Эээ, эустилиус? Я не знаю, что это такое.
– Так и должно быть. Если бы ты знал, что это такое, то не смог бы им воспользоваться. Я, к сожалению, знаю, и поэтому больше не могу им воспользоваться. Так ты его возьмёшь или нет?
Мне чертовски захотелось взять эустилиус, чем бы он там ни был. Я сказал:
– Вы какой-то подозрительный.
Фигура неопределённо потрясла плечами, а потом согнула и разогнула одну ногу. Если в этом и был какой-то смысл, то я его не понял.
– Тут что ни существо – то подозрительная личность. Это нормально. У них очень странные представления о нормальности. Кстати, я – Главный Злодей.
Я стал размышлять, стоит ли принимать подарки от Главного Злодея. Да ещё какие-то странные подарки неопределённого свойства. Чёрные лохмотья моего собеседника парили в воздухе, подобно щупальцам медузы. Хотя ветер уже затих.
Наконец, я решил, что да, пожалуй, стоит. Я приму подарок, и это будет очень мудрое решение. Неожиданный ход.
Я подошёл к Главному Злодею и взял у него эустилиус. Предмет оказался гладким, круглым и тяжёлым. По размеру – чуть больше теннисного мяча. Он был испещрён какими-то странными узорами и от него исходил холод.
– Спасибо, – сказал я Главному Злодею.
– Напёрсток, – сказал Главный Злодей.
– Что? – спросил я.
– Пожалуйста, – поправился он, – всё время путаюсь в этой белой колеснице.
– Околесице? – предположил я.
– Нет, это джунгли.
– Я знаю.
– Я творю.
– Вам не жарко в этой одежде?
– Очевидно, мне должно быть жарко, но кто их разберёт. Придумывают всякие нелепые правила.
– Кто?
– Что ты дашь мне взамен эустилиуса?
– А я должен что-то дать взамен?
Его голос стал вкрадчивым.
– Да, – прошептал он. – Я бы взял тапочки, которые ты везёшь своему дяде Кларку.
– Откуда вы знаете?
– А вместо них ты подаришь ему эустилиус, волшебный и загадочный предмет. Ну, или что-нибудь другое.
Я решил, что это чертовски хорошая идея. Лишь бы мама не узнала. Лично я бы не обрадовался, если бы кто-то подарил мне тапочки. И ей стоило подумать об этом заранее. Я вручил шкатулку с тапочками Главному Злодею.
– Пока, – сказал он. – Мне пора вершить ужасные и коварные злодеяния. Будь счастлив.
Главный Злодей сунул шкатулку под мышку и повернулся спиной.
– Ещё кое-что. Ты разве не заметил?
– Чего не заметил? – спросил я.
– Тучи сгущаются.
Я посмотрел на небо. Из-за горизонта, подобно рукам мертвеца, тянулись мрачные тяжёлые облака.
– Будет гроза, – сказал человек в чёрной хламиде и скрылся в кустах. Снова послышался треск сломанных веток, шелест листвы. Потом шаги. Шелест листвы. Потом целый хор сломанных веток. Краткое проклятие. Шелест листвы. Испуганное хлопанье крыльев. Недовольное хрюканье. Шаги. Шелест листвы. Удивлённый вскрик. Звуки борьбы. Хрюканье, которое медленно переходит в мелодию из одного сплошного хрюка и неожиданно завершается чириканьем. Хлопанье в ладоши. Краткое проклятие. Шаги. Шебуршание листвы. Хруст ветки…
Я снова посмотрел на небо, и мне стало не по себе. Небо над горизонтом сделалось серо-полосатым. Я понял, что там идёт дождь. На горизонте блеснули странные фиолетовые молнии. И небо разразилось чудовищным громом. Вздрогнула земля. Задул ветер. Гроза двигалась сюда. Снова ударил гром. И снова, и снова. И вдруг гром превратился в голос Главного Злодея.
– Грррхмммм… Тебе известно, что ты спишь? – спросил он.
Я очнулся в своём номере. Яркое полуденное солнце светило в окно. Оно изменило своё положение на небе, и теперь яркий свет падал на Снежка.
– Ну и сон же мне приснился, – сообщил я Снежку, переставляя его в тень. – Как будто я обменял подарок для дяди Кларка на какой-то эустилиус.
Я усмехнулся и хлопнул себя по бокам.
Что это?
У меня явно что-то лежало в кармане. Что-то тяжёлое. Медленно, осторожно, я сунул руку в карман. Пальцы коснулись холодного металла. Я различил тонкие прорези на его поверхности.
Затаив дыхание, я держал в руке что-то круглое и холодное. Потом я глубоко вдохнул и вытащил предмет из кармана. Я уставился на него, чувствуя, как ускользает реальность. Это был он. Это был эустилиус, который мне дал тот человек во сне. Во сне! И теперь этот предмет здесь.
Металл блестел в лучах солнца, а замысловатые узоры, покрывающие его бока, отражали свет под другим углом и ярко переливались.
– Невероятно, – прошептал я. – Как такое возможно?
Я долго разглядывал шар. Он был очень красивым. Наконец, до меня дошло.
– Если эустилиус у меня, значит…
Я бросился к чемодану, клацнул защёлками. Чемодан с силой распахнулся, фонтаном извергнув своё содержимое. Я принялся рыться в вещах. Одежда, краски, альбом для рисования, зубная паста, тарелка с изображением Петергофа для аборигенов, скейтборд, складной зонт, моток медной проволоки, мешок со столярными инструментами, удочка, укулеле, коллекция трилобитов, надувной круг, связка комиксов, полотенце, шесть кружек с видами Петербурга… Шкатулки с тапочками среди них не было.
– Невозможно, – повторял я, – невозможно.
Я сгрёб все свои вещи в чемодан, но он, разумеется, уже не смог закрыться. Было два часа пополудни. – Этого не может быть, – бормотал я, спускаясь в тёмный холл, освещённый лишь парой полосок света, которые как-то сумели просочиться снаружи. – Этого не может быть.
– Что ты здесь делаешь? – спросил меня человек за стойкой регистрации. Я вздрогнул.
– Я? Что я здесь делаю?
– Да, ты. Больше здесь никого нет. Потому что нормальные люди во время сиесты лежат в гамаках и потягивают кокосовое молоко. Только ненормальный будет шляться в такую жару.
– Но тут довольно прохладно.
– Поэтому я тут и сижу. Так чего ты шляешься?
– Хороший вопрос. Мне надо подумать, прежде чем я смогу вам на него ответить.
– Думай в другом месте, надоедливый мальчишка. Хватит тут шататься. И чего вы шатаетесь?
– А кто ещё шатается?
– Другая ненормальная. Похоже, у неё не все дома. Так что, иди-ка ты к себе наверх и не показывайся до ужина.
– Точно! – воскликнул я. – Отличная идея. Вы не представляете, что вы для меня сделали.