Детектив уставился в окно и несколько минут наблюдал, как на ветру колышется ржавое крыло самолёта. Мы молчали. Слышен был лишь грохот двигателей и голос Фреда, который что-то втолковывал своим друзьям.
– Есть ещё одна причина, по которой я лечу на остров.
Солнечный луч, пробившийся сквозь облако, выигрышно упал на мрачное лицо детектива, подчеркнув его отважную решимость.
– Что за причина? – спросил я.
– Думаю, я уже бывал на этом острове. Две недели и три дня тому назад.
Глава 3
Неисправность
Полёт проходил нормально.
– Чтобы ты не считал меня слишком сумасшедшим, посмотри на это.
Джонни Вудхауз вытащил из нагрудного кармана какую-то бумажку.
– Как думаешь, что это такое? – спросил он.
Я взял бумажку.
– Это билет на остров Кура-Кура, купленный вами на двадцать пятое мая. Значит, вы уже были там две недели и три дня тому назад?
– Только если это не подделка.
Я покрутил бумажку в руках и вернул её Джонни Вудхаузу. Он задумчиво посмотрел на билет.
– Вы не помните свою поездку?
Джонни аккуратно сложил билет вдвое и сунул его в нагрудный карман.
– Нет. Я не помню.
*******
Чем дольше я разглядывал стюардессу, тем больше начинал верить, что она – мумия, которую насильно вытащили из гроба и заставили работать на самолётах. Бедняжка, как же она хочет спать. А ещё она чем-то опечалена.
Если бы я умел, то написал бы про неё стихотворение. Высокое и благородное. Оно бы называлось «О зевающей стюардессе»:
Затем стюардесса подняла бы голову к небу и увидела ужасно длинную и широкую пробку из летающих машин, которая тянулась бы с запада на восток, с севера на юг и в других направлениях. Потом стюардесса сделала бы глубокий вдох и сказала себе: милая, ты понимала, куда идёшь работать, поэтому держись.
– Всегда она так! – закричал Джонни Вудхауз прямо мне в ухо.
– Что?
Я подскочил в кресле и чуть не пробил головой обшивку самолёта, подвергнув опасности жизнь и здоровье пассажиров. Детектив, сложив руки на животе, всматривался в переднее кресло. Синее в белую полоску. Он нервно жевал спичку.
– И зачем так пугать! – взвинтился я, – ведь я чуть не пробил головой обшивку самолёта.
– Мне показалось, что ты умер, – проговорил детектив.
– Я живой! – заявил я, весьма гордый этим фактом.
– Рад за тебя, – ответил детектив безрадостно.
Ещё пару минут я переводил дух и пытался заесть испуг бортовой едой. В иных обстоятельствах я, конечно, не решился бы её есть. Но сейчас мне надо было отвлечься.
И вот, когда я уже почти поднёс ко рту ложку с каким-то горчично-бело-зелёным веществом, пахнущим пластмассой, Джонни Вудхауз сказал:
– Я так понимаю, ты меня вообще не слушал.
– Что? Нет, я…
Ложка с веществом мигом вернулась на поднос.
– Прекрасно. А то я уже начал жалеть о сказанном.
– О чём вы говорили?
– О чём ты думал в это время? Извини, конечно, но ты выглядел, как лунатик. Жуткое зрелище.
– Я сочинял стихи. О стюардессе.
– О ней? – Джонни Вудхауз кивнул в сторону нашей стюардессы, которая съехала головой на тележку с напитками и тщетно пыталась упереться рукой, чтобы выйти из этого затруднительно положения.
– Да, о ней.
Детектив вздохнул. И это был скорее мечтательный вздох, чем вздох отчаяния.
– Она замечательная, – сказал он.
– Вы её знаете? – спросил я.
– Нет. Но когда я смотрю на неё, мне кажется, что я знаю её всю жизнь.
– О, это, наверное, любовь с первого взгляда.
Джонни тряхнул головой.
– О чём это ты болтаешь?
– Ну, я слышал, бывает такое…
– Мне некогда забивать голову пустяками. Я должен разрушить проклятие и вернуть свою память, где бы она сейчас ни находилась.
Мы оба посмотрели на стюардессу. Ей уже почти удалось поднять себя с тележки. Кто-то из пассажиров предложил ей помощь. В ответ она махнула ладошкой, явно пытаясь сказать этим жестом, что с ней всё в порядке, затем потеряла равновесие и снова уронила лоб на тележку. Звякнули стаканы с газировкой.
Детектив вздохнул.
– Она подобна ангелу.
– Что?
Видно, настала моя очередь испытывать смущение. Я чуть не подавился субстанцией, которую отправил в рот секундой раньше, и которая почему-то называлась картофельным пюре.
– Англ… кхххм… Англия, – поправился детектив. – Думаю, она из Англии, именно так.
*******
Полёт проходил нормально. Самолёт грохотал как обычно, и пилот объявил, что скоро мы прибудем на остров Кура-Кура. Джонни Вудхауз был мрачен, как призрак утонувшего спаниеля на собственных похоронах дождливым ноябрьским утром. И задумчив, как двести тысяч суперкомпьютеров.
Я вернулся к мыслям о стюардессе. Почему она такая сонная? Чем она расстроена? Мне очень хотелось узнать её тайну. Наконец, по совету Джонни Вудхауза, я притворился, что решил прогуляться по салону и размять ноги. Я встал, и с деланным безразличием направился к стюардессе. Но вначале я споткнулся о свой чемодан и грохнулся на пол (Снежок, мой дуб, не пострадал). Затем я встал и возобновил прогулку. Изо всех сил я старался принять безразличный вид. Но никто не обращал на мои старания никакого внимания, и меня это бесило.
Теперь стюардесса держала себя руками за волосы, чтобы голова не укатилась под сине-белое, в полосочку, сиденье. Я спросил:
– Могу ли я быть вам полезен, мадам?
Она, очевидно, не услышала моего вопроса. Тогда я спросил погромче:
– Могу ли я быть вам полезен, мадам?
Тут она посмотрела на меня и как будто очнулась.
– Мальчик, самолёт в другой стороне, ты разве забыл? То есть туалет, а не самолёт. Ой.
– Сколько вы уже не спали? – воскликнул я, изумлённый её состоянием.
В ответ она так широко зевнула, что лишь чудом я удержался на ногах и не захрапел в проходе. Стюардесса поправила ремешок на одной из туфель и посмотрела на меня.
– Ой, привет! А я тебя и не заметилааааааааа…
Как ни старался, а всё же я не смог удержаться от зевоты. Такой глубокой и всеобъемлющей зевоты я ещё никогда не испытывал. И вряд ли когда-нибудь испытаю.
– Спасибо, да, я действительно что-то забыл, да, спасибо, всего хорошего.
Шатаясь и зевая на каждом шагу, я поплёлся к своему креслу. В конце пути меня ждал коварный чемодан, о который я не замедлил споткнуться. Снежок опять не пострадал.
– Что она сказала? – как бы нехотя поинтересовался Джонни Вудхауз, заворачиваясь в свой детективный плащ.
– Она сказала, что рада меня видеть, – ответил я, потирая ушибленное колено.
Полёт проходил нормально. Все бортовые системы работали в штатном режиме.
Все, кроме одной.
За окном проносились облака. Яркое солнце освещало салон видавшего виды самолёта.
– Кхм, – сказал Джонни Вудхауз.
– Вам принести воды? – спросил я, поднимаясь с кресла.
– Нет, – остановил он меня, – погляди на это.
Он указал мне на спинку переднего кресла, в котором мирно храпел Фред.
– Мне смотреть на спинку этого кресла, я вас правильно понимаю?
– Тише, малец.
– Не называйте меня так.
– Тише. Ты тоже это видишь, или у меня поехала крыша?
Я начал внимательно разглядывать спинку кресла, гадая, что же так удивило Джонни Вудхауза. Долгое время я не замечал ничего необычного.
А потом увидел.
– Вы считаете, это нормально? – спросил я, неимоверным усилием воли отрывая свой взгляд от спинки кресла.
– Подойди с этим вопросом к кому-нибудь другому, ладно?
Поняв его слова буквально, я поднялся с места, чтобы поговорить с Фредом или кем-нибудь ещё.
– Погоди. Пожалуйста, скажи мне: ты ведь тоже это видишь?
– Да. Я тоже это вижу.
– Что именно ты видишь?
– Я вижу, как спинка кресла, на котором сидит Фред, обрастает лохматой белой шерстью, скрывая под собой бело-синие полоски обивки.
– Ты уверен, что видишь именно это?
– Да, я уверен. И, кстати говоря, то же самое происходит с креслом Джорджа. И, погодите, с нашими тоже! Спинки и сиденья, всё обрастает шерстью…
– Неужели я не спятил? – воскликнул Джонни Вудхауз, хватая себя за лоб. – Конечно, на меня пало проклятие и чемодан, но клянусь всеми святыми: такого ещё не было.
– А что вы видите?