– Если решил, что удастся повторить ночной междуусобчик, то уверяю… – начинаю, но не договариваю.
– Не зарекайся, – перебивает Смоленский.
У меня аж рот заново приоткрывается. И от такой наглости, и от возмущения. Слишком уж четко проскальзывает в его словах непоколебимая уверенность, будто иначе быть не может.
Закипаю в считанные мгновения! Однако, вопреки эмоциям, отзываюсь вполне себе дружелюбно:
– Ладно. Как скажешь.
И даже заставляю себя улыбнуться. С теплом. Ласково. Почти нежно. В меня будто какой-нибудь дьяволенок вселяется – все мои видимые эмоции обманчивы. Мужчина тоже улыбается в ответ, но с хитринкой, переключив внимание от моей персоны к столовым приборам, которые я все еще сжимаю до побеления пальцев.
Он вопросительно выгибает бровь, явно, как и я совсем недавно, начиная задумываться о том, что я могла бы пустить их в ход. Но я поступаю иначе. Вручаю нож и вилку ему. С самым торжественным выражением лица, на которое только способна. А потом, пока он пытается сообразить, что тут происходит, делаю большой шаг в сторону. К садовым инструментам. В конце концов, столовый нож – он же не острый, да и вилка – довольно слабое орудие… Садовые ножницы куда острее и прочнее. Одного замаха хватает, чтоб они вонзились в переднюю шину по самую рукоять.
– Попробуй увезти меня куда-нибудь теперь, – все с той же милой и ласковой улыбочкой проговариваю я вслух.
И пока Тимур ошарашенно смотрит то на меня, то на ножницы в колесе McLaren, то на столовые приборы в своих руках – я, подобрав подол платья и скинув ненавистные туфли, со всех ног мчусь обратно к лестнице… Мне бы хотя бы до отчима добраться!
Жаль, выигранной форы не хватает даже до середины первого пролета. Ночную тишину оглашает мой пронзительный вскрик, когда Смоленский догоняет и ловит, утаскивая обратно.
– Итак… – протягивает он зловеще, довольно грубо усадив меня на капот собственного автомобиля.
Не отпускает. Его хватка на моей талии крепкая – почти болезненная. Но не это будоражит мой рассудок. Теперь, когда адреналин от собственной выходки утихает, а я несколько раз переосмысливаю содеянное… расплата будет жестокой.
– Рано или поздно отчим меня все равно хватится!
– Рано – точно нет. Поздно – возможно. Но мне отпущенного времени хватит с лихвой, так что не вижу в этом никакой проблемы.
С учетом того, в чьем обществе покидает меня мой недородственник, к своему прискорбию, должна признать, что дела вполне так и могут обстоять. При мысли об этом в горле словно ком застревает, поэтому гулко сглатываю. В голове даже мелькает грешный порыв попросить прощения у мужчины. И за первую его испорченную машину, и за вторую, и даже за разбитую о его дурную голову бутылку. А также пообещать компенсацию. Денежную, разумеется. Без разницы, в каком эквиваленте. Лишь бы только отвязался. Может быть, даже слезу пустить… Вдруг проникнется? Некоторые мужчины легко ведутся на эту нашу слабость. А те, что не ведутся, терпеть их не могут и готовы на многое, лишь бы больше их не наблюдать. Так что при любом раскладе я не особо проигрываю. Наверное.
Хорошо, ничего такого исполнить не успеваю!
– А теперь давай договоримся, золотце, – вновь заговаривает брюнет. – Ты перестаешь меня бояться, портить мое имущество, не покушаешься на состояние моего здоровья и моей вменяемости, больше не сбегаешь от меня. А я, в свою очередь, обещаю не прикасаться к тебе ровно до тех пор, пока ты сама не захочешь обратного.
Если бы это было анатомически реально, моя челюсть отвалилась бы до самых колен от удивления.
– Совсем-совсем не прикасаешься? – уточняю недоверчиво.
С чего бы мне ему верить?!
Тем более, как только я задаю вопрос, мужчина склоняется непозволительно близко, а я вновь чувствую аромат его сногсшибательного-и-мозгоувольнительного парфюма.
– Совсем-совсем не прикасаюсь, – подозрительно мягко улыбается брюнет. – Пока ты сама не захочешь обратного, – напоминает об условии воплощения сделки.
Надо признать, звучит довольно заманчиво. И разом решает некоторые проблемы. Даже не столько те, что я успеваю себе создать за последние сутки. Раз уж мой отчим теперь будет плотно сотрудничать с «Атласом», вполне возможно, что и сегодняшняя наша встреча со Смоленским – не последняя.
– И с какой стати мне тебе верить?
– Я всегда держу данное слово.
Медлю еще секунду, обдумывая…
В конце концов, если со мной случится что-нибудь совсем уж плохое, полно свидетелей того, в чьей компании я была накануне.
Если что, уголовный розыск разберется, в общем!
– Хорошо. Договорились, – подвожу итог собственным сомнениям и домыслам.
Во взоре цвета хвои вспыхивает триумф. Словно он не девушку только что уговорил, а целое сражение выиграл.
– Договорились, – кивает напоказ серьезно Тимур.
Отстраняется и жестом приглашает следовать к передней дверце с пассажирской стороны. А прежде чем я усаживаюсь в салон машины, ненадолго останавливается около проколотой мной шины и склоняется, вытащив ножницы. Их же вручает мне. Потом – ранее брошенные мною туфли. Ничего не говорит. Но взгляд цвета хвои весьма красноречив. Как и колесо, которое совсем не спущено, несмотря на боковой прокол.
Обидно, однако!
– Как видишь, это не такая уж и проблема, – будто читает мои мысли Смоленский.
Больше не медлит. Усаживается за руль и трогает автомобиль с места, выводя транспорт с территории ресторана на дорогу.
– Куда мы едем? – интересуюсь запоздало.
Не отвечает. А мне ничего особо не остается, кроме как вспоминать о том, что ресурса противоспусковых шин для возможности передвижения хватает максимум на сто пятьдесят километров. То есть вариантов может быть очень, очень много…
Глава 5
Вот уже минут десять, как я наблюдаю за панорамой ночного города. McLaren покидает район центра, а мне так и не удается определить, куда же именно мы едем. Повторно расспрашивать Смоленского на эту тему не вижу смысла. Раз уж сразу не сказал, вряд ли сознается. Но пробую зайти с другой стороны.
– Зачем тебе это все? – разворачиваюсь к нему.
Мужчина лишь приподнимает бровь в ожидании продолжения. Как и прежде, сосредоточен на дороге.
– Зачем тебе возиться со мной? Ладно, я выехала на встречку, виновна в аварии, испортила твою машину, потом и вовсе тебе по голове заехала, после чего сбежала, но… Мог бы просто предъявить моему отчиму, он бы тебе все возместил. Возможно, даже выбил бы из меня прилюдное раскаяние и все такое.
При моих последних словах Тимур заметно мрачнеет. Честно говоря, его реакция мне не совсем понятна, однако выяснить подробности никакой возможности он мне не оставляет.
– Почему ты выехала на встречку? – интересуется хмуро.
– Я сделала это ненамеренно, – тоже хмурюсь.
Слишком уж тон у него требовательный.
– Что, заливала какой-нибудь пост в инстаграм, красила губы, писала сообщение и не заметила, как сменила полосу?
– Нет, – возмущаюсь в ответ. – Вообще-то шел дождь!
– То есть исключительно из-за погодных условий? – скептически хмыкает Смоленский.
– И из-за вермута, – сознаюсь зачем-то.
– М-м… еще и пьяная за рулем, – «понятливо» кивает мужчина.
– Ты тоже пил сегодня, – бросаю встречно.
– Но я не пьян. И у меня нет проблемы с ориентированием, все под контролем, – противопоставляет брюнет.
При упоминании о том, что у него «все под контролем», невольно морщусь.
– Обычно я так не делаю, – вздыхаю, отворачиваясь обратно к боковому окну со своей стороны.
Почему-то становится стыдно.
И было бы еще перед кем!
– И что же такого необычного тогда произошло вчерашней ночью, что ты изменила своим привычкам? – продолжает допрос мужчина.
Кусаю губы, продолжая упрямо смотреть в окно. И молчу.
– Нужно было срочно застукать своего парня с любовницей, принять чьи-нибудь роды, перевезти контрабанду героина через границу, кто-то умер, у подружки закончились тампоны? – протягивает собеседник, делая собственные выводы.