– И часто ты это делаешь? – срывается с уст само собой, пока я наблюдаю за тем, как в кипящую воду, наряду с солью, добавляется спагетти.
– Готовлю? – уточняет Смоленский.
– И это тоже, – хмыкаю ответно.
– Не каждый день, но бывает…
– На рассвете или посреди ночи, в компании кого-нибудь, кого предварительно затащил в несусветную глушь, – вношу немаловажное дополнение.
И если о первом упомянутом мною пункте мужчина невозмутимо молчит, то про оставшееся:
– Не такая уж это и глушь, вообще-то. Там, – взмахом указывает направление по левый бок от себя, – довольно оживленная улица. Просто мы с тобой заехали с другой стороны. Территорию еще обустраивают. Через месяца два здесь будет вполне прилично и в чем-то похоже на Darvin. Со всех сторон, – берется за зелень, которую, как и чеснок, он мелко рубит.
– А-а… А то я уж было решила, что ты просто маньяк и тебе нравится обитать там, где удобно расчленять и закапывать трупы, – бросаю встречно с «разочарованием». – Иначе зачем тебе такая шикарная, обустроенная кухня посреди стройки, если это не отвлекающий маневр?
Уголки его губ дергаются в подобии улыбки.
– На протяжении последней недели тут проходит отбор для новых поваров, поэтому и кухня обустроена, и продукты есть, – в очередной раз пожимает плечами Тимур.
После зелени и чеснока он режет другие овощи: редис, томаты, свежие огурцы и сельдерей. Смешивает все это между собой, скидывает в высокую стеклянную миску, а после сдабривает какой-то заправкой из стеклянной бутылочки. Как только салат готов, мой персональный шеф-повар возвращает внимание к индейке, сперва добавив к ней перец и паприку, а затем вливает сливки, в которых мясо тушится еще примерно минутки две. Спагетти тоже уже готово. Остается совсем немного, и ароматная паста выложена на две черные плоские тарелки и посыпана сверху пармезаном. В общей сложности готовка занимает меньше двадцати минут. Если прибавить к этому времени проделанный нами путь по городу, а также мою беготню по лестнице, то – примерно час. Однако мой телефон до сих пор молчит. Я даже проверяю, не разрядился ли случайно. Но нет. С ним все в порядке. Просто отчим…
– Он занят. И будет занят еще часа два точно, – словно читает мои мысли Смоленский, ставя рядом с тарелками для нас два бокала.
Пока пустых. Но один из них вскоре наполнен вином. Мой бокал притом. А вот сам мужчина предпочитает воду. Самую обычную, негазированную.
– Так уверен в этом? – ехидничаю в ответ. – В этой своей Пелагее? – прищуриваюсь, смерив его оценивающим взором.
И да, нагло меняю бокалы местами.
Пусть сам свое вино пьет.
А я… И так неадекватная все чаще и чаще.
– Она не моя, – звучит безразличным тоном. – Я с ней знаком минут на пять дольше, чем ты. Но она из эскорт-агентства. Мужской досуг – это ее хлеб. Так что с твоим отчимом точно справится.
Почему-то становится неприятно. Будто горсть пепла проглатываю, который остается в желудке тяжелым осадком, а не глоток воды делаю.
– То есть ты все заранее продумал и спланировал? – задаю вопрос.
Но звучит скорее утверждением.
– Многое. Не все, – поправляет меня собеседник, а через небольшую паузу дополняет снисходительно: – Например, садовые ножницы в колесе своей машины я не учел.
– Можно подумать, это тебе как-то помешало, – ехидничаю встречно.
Неприятное ощущение до сих пор не покидает. Хотя проблема не только в сказанном мужчиной. Обезболивающее самым прискорбным образом снова перестает действовать, и давящий ком в моем желудке плавно сползает к низу живота, становясь отчетливо болезненным, внутренности вновь стягивает в узлы. Моя сумка лежит чуть поодаль, поэтому невольно морщусь и поднимаюсь с места, собираясь достать себе новую дозу того, что могло бы облегчить существование. И только после того, как останавливаюсь около своего клатча, вспоминаю, что никаких таблеток там нет. Я же их рассыпала, находясь в уборной Darvin, они давно в городской канализации.
Гадство!
И еще большее – когда я осознаю, что Смоленский тоже не остается на месте. Не просто поднимается следом. Останавливается аккурат за моей спиной. Нет, не прикасается. Но его близость настолько отчетлива, как если бы и впрямь дотронулся. Да и разве считанные миллиметры между нами могут сойти за достаточное расстояние? Они не скрывают аромат его парфюма, что планомерно обволакивает мой разум тончайшей вуалью дурмана, не прячут от ощущения его дыхания на моих волосах, от которого сердце начинает биться все чаще и чаще, не помогают скрыть пронзивший меня озноб, стоит развернуться и в очередной раз пропасть во взоре цвета хвои.
– Ты так и не сказал, зачем тебе это все, со мной, – произношу едва ли достаточно громко, вжимаясь поясницей в холодную, бездушную поверхность кухонного стола.
Стараюсь хотя бы чуточку увеличить дистанцию, наивно полагая, что если кислорода станет больше, то и мне полегчает. Но собственный жест совсем не помогает. Наоборот. Воспоминания играют со мной злую шутку. Сознание заполоняют отголоски прошлого. Когда он и я… Почти вот так же… Он – прижимает. Я – тщетно пытаюсь не поддаваться. А потом пройдет всего ничего, Тимур пленит мои губы и заберет мой воздух, подхватит за бедра, приподнимет, усадит выше, вклинится между моими ногами, заставит увязнуть в совершенно новой реальности, где уже ничто не имеет значения, кроме горького привкуса самого сладкого наваждения из всех испытанных… И если меня бросает в жар только об одной мысли о чем-то подобном, то что же будет, если он и впрямь захочет все повторить? Смогу ли я остановить его? Нас обоих.
Ведь это же все совершенно неправильно!
И…
– Обязательно должна быть какая-то веская причина? – произносит Смоленский, по-прежнему пристально глядя в мои глаза. – Может быть, сперва, сразу после аварии, она и была, не отрицаю. И я тебе о ней уже говорил. Но потом… – умолкает, заносит руку, явно собираясь убрать выбившуюся из прически прядь с моего лица, но так и не дотрагивается, замирает ненадолго и продолжает совсем тихо: – Может быть, мне просто это очень надо? И я нуждаюсь. Побыть. Рядом. С тобой. Еще. Хотя бы раз. То ли в его словах совсем нет никакой логики, то ли у меня с рассудительностью полный побег… Не понимаю, что происходит. Он все еще не прикасается. Смотрит на меня так, будто ждет чего-то ответного. А у меня все внутри буквально вопит: «Да прикоснись ты уже!» Но то, конечно же, остается глубоко-глубоко в закромах моего разума. На деле же я просто-напросто улыбаюсь. Настолько язвительно, насколько хватает моей выдержки.
– Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой, – комментирую услышанное. – А я не настолько наивна.
Мне бы воды. Желательно, максимально холодной. А то очень жарко. Пить не обязательно. Несколько литров, со льдом, сверху на голову – вот что действительно помогло бы. Глядишь, тогда бы не столь напряженно чувствовалось… все.
– В таком случае просто ешь свой ужин, золотце, – спустя некоторое время отзывается Тимур. – И не провоцируй меня больше.
Да кто ж его провоцирует?!
Сам… Ненормальный!
– Я просто собиралась выпить еще одну таблетку, – ворчу уже вслух, вновь сосредоточившись на сумке.
Никакого волшебства, конечно же, не происходит. Обезболивающего внутри клатча как не было, так и не появляется.
Нет в этой жизни счастья, однозначно!
С мыслью о последнем грустно вздыхаю.
– Голова болит, – произношу, заметив мрачность на лице Смоленского. – Последние сутки выдались бессонными.
Явно ведь снова меня в наркоманских пристрастиях подозревать начал.
– Могу предложить аспирин, ничего другого в здешней аптечке нет. Но вряд ли он тебе поможет, учитывая, что ты пила до этого, – отзывается брюнет. – Впрочем, уровень окситоцина в твоем организме можно поднять и другим способом, – задумывается о чем-то своем.