Представила, как он придет домой. Станет играть с котенком или щенком. Вернется в нормальную жизнь.
— Муж никогда не говорит мне об Адаме, — сказала я. — И держит все его фотографии в металлической коробке. «В моих же интересах».
Доктор Нэш молчал.
— Почему он так поступает?
Доктор посмотрел в окно. Я тоже посмотрела и увидела слово «сука», написанное на стене напротив.
— Позвольте встречный вопрос. А что вы сами думаете?
Я задумалась. Пыталась вообразить самые разные причины поведения Бена. Чтобы контролировать меня? Иметь надо мной власть? Ему нравится лишать меня того, что дало бы мне ощущение цельности? Но это были сомнительные версии. И я осталась один на один с простейшим объяснением.
— Думаю, ему так легче. Если я не помню — он и не говорит.
— Почему же ему легче?
— Потому что иначе я впадаю в отчаяние! Представляю, какой это был бы кошмар — каждый день рассказывать не только, что у меня был ребенок, но что я его потеряла. Да еще в такой дикой ситуации.
— Есть ли другие причины, по-вашему?
Я помолчала, и наконец до меня дошло:
— Для него это тоже тяжело. Он ведь отец Адама, и конечно… — я подумала про себя: ведь ему приходится справляться не только с моим, но и с собственным горем.
— Кристин, вам очень тяжело, — произнес доктор. — Но вы должны понять, что Бену тоже непросто. Во многих отношениях даже сложнее. Похоже, он вас очень любит…
— … а я даже не помню о его существовании.
— Вот именно.
Я вздохнула.
— Наверное, я когда-то любила его. Ведь я вышла за него замуж.
Доктор молчал. Я вспомнила, как проснулась сегодня утром рядом с незнакомцем, вспомнила фотографии, на которых мы с Беном вместе, вспомнила сон — или воспоминание? — от которого проснулась посреди ночи. Я подумала об Адаме, об Альфи, о том, что я сделала — или хотела сделать. Мне стало страшно, словно я осознала, что у меня нет выхода, мой мозг хаотично прыгает от предмета к предмету в поисках свободы и избавления.
«Мне надо держаться Бена, — подумала я. — Он сильный, надежный».
— В голове полный хаос, — сказала я. — Я просто раздавлена.
Он наконец повернулся ко мне.
— Я бы очень хотел как-то облегчить ваше состояние, Кристин.
По его виду казалось, что он говорит искренне, что он действительно готов на все ради меня. В его взгляде сквозила нежность, как и в его жесте, когда он накрыл мою руку своей, и здесь, в полумраке подземной парковки, я вдруг подумала: что будет, если я положу на его руку свою или придвинусь ближе, продолжая смотреть ему в глаза, чуть приоткрыв рот, прикоснусь к нему? Он потянется ко мне? Попытается поцеловать? И если да — как я отреагирую?
Или он сочтет меня идиоткой? В самом деле: этим утром, проснувшись, я полагала, что мне лет двадцать. Но это не так. На самом деле мне скоро пятьдесят! Да я почти гожусь ему в матери! Так что я просто взглянула на него. Он был абсолютно спокоен и прямо смотрел на меня. Он казался сильным. Он способен помочь мне. Вытащить меня.
Я уже хотела прервать молчание, хотя не знала, что сказать, но тут раздался приглушенный звонок телефона. Доктор Нэш не двинулся, только убрал свою руку, и я поняла, что звонит один из моих мобильников.
Я достала из сумки телефон. Это был не тот, что раскладывался, а тот, что дал мне мой муж. На экранчике появилось имя: Бен.
Увидев его имя, я вдруг осознала, как я несправедлива к нему. Он ведь тоже очень страдает. Ему приходится жить с этим каждый день, но он не может даже поговорить со мной, не может получить поддержку от своей собственной жены.