Так как я с трудом ходила, но ловко и быстро ползала, то тётя Ася всегда говорила, что двигаться мне надо как можно больше и, что мои руки должны быть всегда в работе. Это мне пригодится. Она говорила, что мне не обязательно ходить. Можно ползать, но все уметь делать.
Её муж меня баловал очень. Поэтому она не подпускала его ко мне, чтобы заниматься моим воспитанием. Её дети, снохи и внуки повсюду таскались со мной и тоже очень ко многому приучали. Она и папу моего заразила той же идеей.
На следующий год, когда мне было уже шесть лет, тётя Ася вызвала к себе моего папу и буквально взяла с него клятву, что меня больше не поведут в санаторий «Бережок», а повезут к ней. Мама моя, конечно же, была против, убеждая папу в том, что там очень хорошее лечение. Меня все-таки на две недели решено было отдать в санаторий. И опять ко мне ходили только тётя Ася и её семья.
Но вдруг, ко мне неожиданно приехала тётя Люба, сестра моей мамы. Ей почему-то бросилось в глаза то, что у меня увеличилась голова. Она решила, что это у меня на нервной почве, потому что ребенку, особенно больному, лучше быть с родителями. Она устроила моим родителям такой скандалище! На что мама моя сказала, что она ещё не хочет связывать себя по рукам и ногам, потому, что ещё молода. А так как Люба младше её на 11 лет, то она указала ей, что она «сопля» и ничего не понимает.
Тётя Ася меня опять взяла к себе. Она пророчески стала учить меня тому, что может-быть, мне придётся жить одной. И вы представьте себе, что уже в шесть лет она стала рассказывать мне о том, что мне делать, когда я стану девушкой, и у меня придут «женские дела». Она первая стала говорить мне о том, что я не нужна маме, что я должна следить за собой. Она одна из первых, кто внушал мне, что я не должна проводить всё свое время с куклами, что я должна быть серьёзнее, строже, терпеливее.
Когда я приезжала от неё домой, мама, слушая и глядя на меня, говорила, что это метод спартанского воспитания и для меня он непригоден. Впоследствии она отпускала меня к тёте Асе только с папой на короткое время. Тётя Ася очень хотела, чтобы моя мама подружилась с ней, но этого так и не произошло. Мама считала и глубоко была уверена в том, что больного ребёнка нельзя так воспитывать, и что это мне никогда не пригодится. Когда я пошла в школу, к тёте Асе меня уже не возили. А я так скучала по ней! И только, когда я стала учиться в третьем классе, и папа убедился, что я помногу молчу с мамой, не говорю ей многое, мы из школы с папой стали уходить к тёте Асе в гости.
Я плакала, рассказывала тёте Асе, как я очень скучаю по ней. Она же мне объясняла, что моя мама считает, что она лично должна заниматься мной. Я ей говорила, что мама только отдает меня куда-либо. Но тётя Ася говорила, что мама есть мама, и её надо слушаться.
Когда тётя Ася заболела и у неё уже не стало мужа, а дети разъехались, мой папа взял её к нам. Он прилежно и старательно ухаживал за ней. Папа считал, что свой дом с огородом тётя Ася отпишет мне, но она пустила туда квартирантов. Позже тётя Ася умерла, и неизвестно, что и кому отошло.
Коля и Оля
Эта пара являлась эталоном верности и трепетных отношений.
В одном из рассказов я уже писала вам. Да, это тот самый аккордеонист.
А её, как вы догадались из названия рассказа, звали Оля. У неё были родители (с высшим образованием) и брат старше её.
И вот вы представьте, что поражало: что при живых родителях она воспитывалась и жила в детдоме. Впоследствии я много раз сталкивалась с этим явлением. Но сейчас не об этом.
Коля-Оля не были одной семьёй и не жили в одной комнате.
Но несмотря на это, таких отношений часто не встретишь и у мужа с женой.
Интересно было наблюдать, как кто-то из них, вставая утром, шёл к комнате другого. Потом они, опираясь друг о друга, направляясь в умывальню, и потом оттуда они шли опять вместе. Также вместе шли в столовую. Мы никогда не видели их по отдельности. Да и никто этого не видел.