– Что именно тебя интересует, Мариус? – произнесла молодая женщина, надеясь найти как можно скорее ответ на его вопрос. Она максимально выпрямила спину и расправила плечи, желая выглядеть уверенной.
– Ох уж эти мечтательные женщины, – светловолосый мужчина демонстративно закатил глаза, – дорогая, нам хотелось бы услышать твое мнение на счет войны.
– Война, – повторила Дивина, и голос ее стал глухим, – война – это всегда смерть и потеря. Несчастнее всего в войнах – дети, женщины и старики. Те, кто пали на поля боя, уже не тоскуют по своим семьям. В отличие от самих семей. Думаю, всю глубину потери, возможно понять лишь тем, кто остался в живых. Я против войны и тех, кто несет ее.
Воцарилась тишина. Хунгур полуобернулся, окидывая задумчивым взглядом, находившуюся чуть подальше, Дивину. Та встретилась с его взором, но глаз своих не отвела. Пусть не думает, что она испугалась сказанного ей.
– Твоя жена говорит, как и любая другая женщина, – чуть улыбнувшись, начал темноволосый мужчина, – но женщинам невдомек, сколько блага может принести война.
– Мой друг, не ты ли собрался встать под знамена войны? Ты серьезно говорил об этом, не шутил? – чуть насторожился Мариус, наклоняясь вперед и хмурясь.
– А что, если так? – холодно улыбнулся мужчина в ответ. – Сейчас пришло то самое время – когда либо тебя съедят, либо ты сам съешь врагов. Я предпочитаю быть хищником, нежели жертвой.
Дивина вздохнула, вероятно, слишком громко, потому как оба мужчины обратили на нее свои взгляды. Она окаменела, боясь шелохнуться или что-либо произнести.
– Я предлагаю тебе, Мариус, присоединиться ко мне, – глядя прямо на Дивину, произнес Хунгур.
Взгляд его давил, проникал, словно в самую душу. Дивина напряглась еще больше. Если бы она могла, то давно бы исчезла из этой комнаты. Подальше от этих черных глаз. Подальше от странных, волнующих ощущений. Вместо этого молодой женщине пришлось сохранять видимое спокойствие. Лишь ладони Дивины, сжатые сильно, выдавали ее напряжение.
– Давай обсудим это, – резко подскочив на ноги, произнес Мариус, подливая в свой кубок вина.
Их беседа затянулась. Они все говорили и говорили, сначала негромко, а потом – перешли на еле слышный шепот. Дивина, утомленная и напуганная, незаметно для себя заснула.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Она заснула. Его друг был мертвецки пьян и похрапывал, завалившись на кушетке, а его красивая жена, свернувшись клубочком, словно юная дева, сладко посапывала, подложив под щеку ладони. Хунгур склонился над ней, разглядывая ее лицо в надежде найти что-то отталкивающее и несовершенное. Увы, она была почти идеальна. Единственное почти – и самое весомое – Дивина была женой его друга.
– Проснись, – грубо произнес Хунгур и женщина, услышав его грозный голос, испуганно подпрыгнула, пробуждаясь.
– Что случилось? – прошептала она, и, испугавшись близости мужчины, возвышавшегося над ней, отпрянула назад.
– Твой муж пьян. Покажи вашу спальню. Не оставлять же его здесь, – Хунгур смотрел на нее хмурым взглядом. Губы его были поджаты, а крепкие руки уперлись в бедра.
– Хорошо, – Дивина поднялась на слабые ноги и спешно разгладила платье, словно опасаясь, что гость заметит несовершенства на ней. Она посмотрела чуть подальше – Мариус, запрокинув светлую голову, бесстыдно громко храпел. Сколько же нужно было выпить, чтобы быть в таком состоянии?
– Идемте, – позвала Дивина, тихо выходя из зала и придерживая двери.
Хунгур, как игрушку, взвалил друга на плечо и последовал за молодой женщиной. Она торопливо поднялась на второй этаж. Мужчина, следовавший за ней, залюбовался ее силуэтом – гибким, с приятными и нужными округлостями, и пленительная мысль о том, что она могла бы вот так звать его провести с ней ночь, отозвалась возбуждением во всем теле. Хунгур с силой сжал челюсти, раздражаясь на собственные размышления и реакцию тела.
На втором этаже царила полутьма. Лишь несколько факелов рассевали ее, делая все очертания вокруг размытыми и причудливыми. Пока Дивина шла по коридору, она почти болезненно ощущала взгляд Хунгура на себе. Его взгляд был тяжелым и столь горячим, что кожа молодой женщины начала покалывать. От этого движения ее стали торопливыми и резкими. Ей было не по себе. А еще, она не знала точно, где находится спальня ее мужа. Пришлось рассуждать логически. Женщина точно знала – комната Мариуса находилась в противоположном крыле дома – южном.
Она шла по коридору, понимая, что идет здесь впервые за все шесть лет. К счастью, интуиция не подвела Дивину, она распахнула дверь – и глазам предстала хозяйская спальная. Роскошная, из темно-красного шелка, который был, казалось, повсюду – покрывало и подушки на кровати, шторы, балдахин и даже обивка кресел так же были сделаны из него. Высокие столбы по двум сторонам кровати были позолочены и украшены кровавыми рубинами.
Хунгур опустил Мариуса на кровать. Дивина замерла у самого порога, боясь шевельнуться и размышляя, когда ей лучше удалиться к себе в комнату – сейчас или чуть позже. Она подвинулась в сторону, избегая смотреть на темноволосого мужчину, когда тот приблизился к двери, намереваясь уйти. Он пугал ее. От него исходила странная энергия. Энергия власти, силы и опасности.
– Спасибо, – глухо произнесла молодая женщина, когда Хунгур взялся за дверную ручку. Голос ее дрожал, и воин заметил это, но ничего не сказал. Мужчина кивнул головой и, наконец, вышел из спальни, плотно прикрывая за собой дверь.
Дивина облегченно выдохнула и шагнула вперед, намереваясь подождать некоторое время тут, а затем вернуться в свою комнату. Она бросила через плечо обеспокоенный взгляд на мужа, опасаясь его реакции на ее присутствие в хозяйской спальне, но мужчина продолжал храпеть. Молодая женщина сделала пару шагов к окну, и тут ее внимание привлекла маленькая статуэтка, стоявшая рядом с огромным, во всю стену, зеркалом.
Сделанная из чистого золота, статуэтка изображала очень красивую, молодую женщину. Волосы ее струились до самых бедер, изгибы тела были плавными и женственными, ноги – длинными и стройными, ну а лицо было настоящим произведением искусства. Она была прекрасна. Дивина залюбовалась ей, прежде чем осознать, на кого похожа эта статуэтка. Лунный свет, прокравшись сквозь окна, помог молодой женщине увидеть правду. Эта статуэтка была ее уменьшенной копией…
Дивина ощутила смятение и горечь, разливающуюся по горлу. Она отпрянула от статуэтки, словно от чего-то заразного и грязного. Что это могло значить? Мариус ни разу за все эти шесть лет не позвал ее в свою спальню, однако хранил ее изображение, сделанное из золота… хранил и, судя по всему, берег.
Молодая женщина спешно покинула комнату, сдерживая внутри себя слезы. Еще не время плакать. Сперва, нужно оказаться в безопасном месте, и лишь затем позволить себе побыть немного настоящей – со слезами, с хлюпающим, покрасневшим носом, с трясущимися руками и растрепанными волосами. Это было ее настоящей и единственной роскошью – возможность побыть собой, выплеснуть из себя боль и отчаяние. Перестать хоть на короткое время быть идеальной куклой. Перестать бояться, что ее осудят, окинут разочарованным взглядом, с укором заявляя, насколько она неидеальна.
Дивина почти дошла до своей спальни, когда ее внимание привлекла тень, которая, казалось, выступила из дальнего окна. Этой тенью оказался тот, кого меньше всего сейчас женщина хотела видеть. Прежде, чем увидеть мужчина, она ощутила его каждой клеточкой своего тела. Она ощутил его аромат – терпкий, горьковато-сладкий. Он окутывал и расслаблял.
– Дивина? – голос Хунгура звучал негромко и источал едва уловимую опасность. – Что заставило вас покинуть спальню и мужа? Ему стало плохо от вина? Он всегда так напивается?