Солнце припекало, и по громадным штангам, нависшим над каждым сектором трибун, поползли плотные белые экраны, сразу давшие желанную тень. Еще мгновение, и включились мощные проекторы, готовые транслировать на экраны все происходящее на арене в сильно увеличенном виде. Впрочем, многие зрители все равно запаслись биноклями. А из ворот манежа, тем временем, показалась колесничная процессия. Ведущий актуарий, появившийся на всех экранах, объявил зрителям, что сейчас по арене продефилируют победители прошлых заездов. Актуарий – высокий представительный мужчина с волосами до плеч и в белой парадной тунике – стоял в пустой пока ложе Кафизмы, и камеры сначала были направлены на него, но затем быстро сосредоточились на возницах, проплывавших вдоль трибун под радостный гул толпы. Почти все они были в серебряных наградных касках. Заметны были и каски позолоченные, принадлежавшие обладателям Великого приза. Непривычно смотрелись яркие рекламные наклейки на квадригах – в этом году император, скрепя сердце, впервые разрешил это новшество. Впрочем, больше нигде никакой рекламы видно не было.
Тем временем в ложах стали появляться высокопоставленные гости – важные президенты, министры, благородные короли и принцы угасающих европейских династий, молодые загорелые диктаторы. Актуарий громко и церемонно представлял каждого, а публика приветствовала аплодисментами тех, кто был ей особенно приятен. Некоторые персоны заметно нервничали, не видя перед собой привычной пуленепробиваемой стеклянной стены, но хозяев праздника такие мелочи, очевидно, не беспокоили.
Из отдельного входа появились димархи и виднейшие представители цирковых партий в одеждах своих цветов. Для них специально выделили по ряду скамей на каждой трибуне – красная, синяя, зеленая и белая полосы раскрасили людской муравейник длинными мазками.
– Почему их не посадят всех вместе? – спросила удивленная Дари.
– Это правило такое, еще с шестнадцатого века, – ответила Лари. – Тогда была большая драка, целое побоище после бегов, и с тех пор их не сажают большими группами.
– Ой, да неужели эти старички и толстячки могут драться?
– Ну, конечно, нет! – Лари рассмеялась. – Я же говорю, традиция! И потом, так красивее.
В этот момент раздался рев труб, и на плоской крыше Кафизмы появилась знаменная группа. Восемь подтянутых схолариев в парадных мундирах и с винтовками за плечами вынесли императорский штандарт и несколькими четкими движениями подняли его на флагшток. Весь ипподром уже был на ногах.
Гимн Империи был написан в начале девятнадцатого века, оттого в нем было много античной романтики и полностью отсутствовали социальные рефлексии. Это был даже не гимн Империи – к чему Империи гимн? – а гимн консерватизму как здоровому началу. Ну, и дань прежней моде, конечно. Дари несколько раз слышала эту величественную мелодию, но только сейчас осознала, насколько она захватывает человека, стоящего на трибуне ипподрома и вливающего свой голос в многотысячный хор. Музыка текла медленно, с плавными переходами. Она напоминала реку, постепенно набухающую в половодье и выходящую из берегов.
«…Если хранит храбреца щит твой зеркальный, Афина,
Он, обращаясь назад, знает, что ждет впереди…»
Пел, казалось, весь Город. Даже самые легкомысленные гости перестали посмеиваться и, уткнувшись в буклеты, старательно выпевали незнакомые слова.
При звуках гимна в ложе Кафизмы появился император в полном парадном облачении – в золотой далматике, перевитой лентой лора, и царском венце. «Как он выдерживает такой наряд в жару?» – подумалось Дари. Как бы в ответ на ее мысли, Константин опустился на приготовленный для него малый трон, и – единственный из всех – дослушал гимн сидя.
За императором появились августа, принц Кесарий, принцесса Екатерина и несколько избранных, по обычаю, гостей. Ими оказались главы нескольких европейских держав со своими семьями, в том числе президент Итальянской Республики; его сына посадили рядом с принцессой.
Последние строки гимна окончились народным восклицанием, на которое откликнулись старинные пушки босфорских фортов. Им ответили укрепления Пропонтиды, после чего ужасающий грохот раздался сзади, от азиатского берега – это громадный ракетный «Посейдон», маячивший на траверзе Принцевых островов, за неимением больших орудий, выпустил в воздух четыре очереди из светящихся шаров, ослепительных даже при ярком солнечном свете – белых, красных, синих и зеленых.
Тем временем, началась жеребьевка. Рыжий человек в красном одеянии поднял над головой большую чашу, наполненную белыми шариками, и подошел к принцессе. Та удивилась и что-то пробормотала. Потом стала по одному вынимать шарики и опускать их в поданный ей высокий и узкий стакан. Когда двенадцать шариков уместились в нем стопкой один над другим, рыжий, поклонившись, отошел от ее высочества и поставил стакан на столик. Миг – и шарики вспыхнули фиолетовым светом, отчего на них ясно стали видны крупные римские цифры.
– Первые три забега! – громко провозгласил мужчина, вынимая шарики один за другим. – Синие: Александр Муселе, первая дорожка! Зеленые: Михаил Нотарас, вторая дорожка! Красные: Василий Феотоки, третья дорожка! Белые: Георгий Митропулос, четвертая дорожка!
Трибуны взорвались восторженными криками, причем больше всего, как показалось Дари, горячились красные.
– Он может подойти к каждому из высоких гостей, – объясняла Лари. – Никто не знает заранее, кому придется выбирать шары!
Со второй чашей рыжий подошел к Луиджи. Тот смутился еще больше, чем принцесса, заметно покраснел и даже беспомощно покосился в сторону. Однако протянул руку и стал один за другим опускать в стакан шарики с невидимыми номерами.
Из ворот манежа, тем временем показались одна за другой, колесницы первой четверки участников соревнований. Проезжая по улице к воротам Ипподрома, возницы успевали перекинуться парой слов со стоявшими в толпе друзьями или поймать букетик, брошенный какой-нибудь юной особой. Дальше их ждала яркая площадь, наполненная разодетым народом, флагами, цветами и аппетитными запахами.
Как только колесницы заняла свои места в арке стартовой башни, актуарий взмахнул белым платком. Канат, перегораживавший все четыре проезда, упал, и кони рванулись вперед. Бега начались.
Тяжелые квадриги разогнались не сразу. Видно было, как напряглись лошадиные спины, как сжались возницы, словно желая помочь великолепным животным. Но колесницы быстро набрали нужную скорость и понеслись по каменистым дорожкам колесо к колесу.
– Красиво, да? – воскликнула Лари, взглянув на соседку. – Это настоящие боевые квадриги, не что-нибудь! Такого больше нигде не увидишь! А править сразу четверкой коней это вообще целое искусство!
Дари смотрела на арену во все глаза. Колесницы уже приблизились к сфенде ипподрома, и им нужно было поворачивать. Дари тянуло зажмуриться. Она не представляла, как можно на такой скорости заставить четырех лошадей уклониться в сторону. Казалось, они врежутся в трибуны и на этом все закончится. Она не спускала глаз с Василия. Тот стоял на своей колеснице, напряженно сжимая поводья и смотрел вперед, чуть наклонив голову. Он был сейчас необычайно красив. Ремешок красной каски туго охватывал упрямый подбородок, красный пробковый жилет походил на панцирь. А мощные загорелые руки были, кажется, вылеплены с античной статуи.
«Эх, если б ему еще волосы подлиннее…» – подумала Дари и тут же мысленно усмехнулась: однако, что за мысли ее посещают!